Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Это стоит помнить, имея дело с поздней прозой Лескова: он создавал ее в эпоху, когда уже родились все, кто вскоре составит славу Серебряного века, – Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Пастернак; но пока они были еще младенцами, пока только читали букварь. Тем не менее символисты в отечественную литературу уже явились – Мережковский, Брюсов, опубликовавший в 1894–1895 годах три альманаха «Русские символисты». Чудные воспоминания на двух страницах о старике Лескове написала Зинаида Гиппиус: тот, глядя на нее острыми «светлыми» и «злыми» глазами, уверял, что в одном из его перстней – в этом (снял, показал) – под круглым непрозрачным камнем хранится яд, и сказал, что перстень этот носит всегда 891. Гиппиус и сама понимала, что это, скорее всего, блеф, импровизированная сказка для симпатичной молодой соседки. Но сцена характерная, история – яркая. После слов о яде оба улыбнулись. Оттого, что мы узнали о перстне с ядом из уст Гиппиус, история о погибели, заключенной в перстне, кажется еще и немного декадентской.

Публично правда Лесков новые литературные веяния не одобрял: «Нужно не описание красоты, а ее влияние на облагораживание характера» – и не сомневался, что любители красоты, оторванной от морали и нравственной пользы обществу, долго не протянут: «Знаю только, что при большей свободе печати все эти “чистые” художники, символисты, метафизические идеалисты и измопассанившиеся беллетристы сами собой должны будут улетучиться из коренной русской литературы. Настоящие литературные темпераменты сотрут их, и у последних не найдется ни уменья, ни духу бороться за свои знамена. Они должны защищать нынешнее положение печати и находить, что литература делает прекрасно свое настоящее дело» 892.

Поэтому и в легендах он на уровне пальцев любил раскраску, а умом ценил мораль, в его «византийских» сочинениях совсем простую: истинная святость заключается в добрых поступках и скромности. Именно по молитве простого дровосека, чьими основными добродетелями являются честный труд и смирение, начинается дождь, спасающий всех от засухи («Повесть о богоугодном дровоколе»). Заглавный герой «Скомороха Памфалона», легкомысленный гаер, не пожалевший, однако, своего внезапного заработка для спасения ближнего, оказывается выше пустынника Ермия, бывшего патриция, который раздал всё свое имущество и ушел в пустыню. Египтянка, вынужденная стать блудницей после того, как растратила свое имение на помощь нуждающемуся, никак не может дождаться, когда же священники признают ее достойной крещения, и, наконец, принимает его на пороге смерти, от двух ангелов («Прекрасная Аза»). Кузнец Зенон, в борьбе с блудной страстью выколовший себе глаз, оказывается сильнее целого народа с его жрецами и способен сдвинуть гору («Гора»). Дурачок Панька смягчает даже грозного Хан-Джангара («Дурачок»). Маланья единственная во всём селе пригреет и сухорукого, и безногого, все над ней потешаются за ее простоту, а она меж тем побеждает смерть («Маланья, голова баранья»). Отец Василий из «Дворянского бунта», страдающий от запоев, однако в покаянной молитве «плачущий до ужасти и просветляющийся до прелести», превосходит в человеколюбии непьющих, но лицемерных священников и архиереев.

«Оставайся при одном ученьи Христа и иди служить людям», – говорит отшельник Данила («Совестный Данила»). Это и есть первая заповедь, высказанная Лесковым: истинный христианин служит людям. Если он писатель – служит своими сочинениями.

Заповедь вторая, не проговоренная им вслух, проступает сквозь все легенды с неотменимой ясностью. «Радуйтесь и веселитесь, потому что мир сей беспредельно красив, бесконечно разнообразен», – вот она, текущая светлым потоком из клюва бронзового ибиса, что стоит в мастерской художника, отзывающаяся в описаниях наряда красавицы, раскрашенных судов «с крокодилами на носах и под парусами пурпурного и голубого цвета», толпы «цветочниц, музыкантов, продавцов рыбы и фокусников». Лесковские легенды – сонмы красивых людей и вещей, словно помимо воли автора свидетельствующих, что мир спасет красота:

«Садовые акантусы и желтые мимозы, живые ограды из разноцветной сирени, жасмина и роз, высокие пальмы, акации и бальзамовые деревья – всё цвело, благоухало и жужжало, наполненное кипучею жизнью насекомых» 893.

Михаил Протопопов считал, что это соединение двух разнонаправленных желаний – славить красоту мира и проповедовать – привело Лескова к «эстетической бестактности». Критик народнического толка поставил этот диагноз в статье «Больной талант» (1890) в связи с прозой 1860-х и 1870-х годов, но не сомневался, что в 1880-е с Лесковым случился благой перелом: «больная душа писателя приблизилась к почти полному исцелению», поскольку он перешел к проповеди «морали Евангелия» 894. Лесков откликнулся на подробный разбор благодарственным письмом автору, уточнив лишь, что статью о себе назвал бы не «Больной талант», а «Трудный рост». Писателю, не избалованному вниманием критики, конечно, был лестен интерес к его прозе; но возможно, он благодарил Протопопова и за проницательность: его раздвоенность и теперь никуда не делась – сменилась только вера.

Жажда проповедовать христианские истины в прозе, выступать в жанре художественной проповеди не могла не привести Лескова к тому, за кем давно уже он благоговейно наблюдал, кого всем сердцем чтил и кому посвящал статьи 895. Наконец, он решился.

Написал, отправил.

«18 апреля 1887 г., Петербург (вечером).

Сейчас заходил ко мне Павел Иванович] Бируков [146] Павел Иванович Бирюков (1860–1931) – публицист, глава издательства «Посредник», один из самых верных последователей Л. Н. Толстого. и известил меня, что Вы на сих днях будете в Москве. Он и Вл[адимир] Григорьевич] Чертков [147] Владимир Григорьевич Чертков (1854–1936) – близкий друг Л. Н. Толстого, его редактор, издатель. очень желают, чтобы могло осуществиться мое давнее, горячее желание видеться с Вами в этом существовании. Я выезжаю в Москву завтра, 19 апреля, и остановлюсь в Лоскутной гостинице. Пробуду в Москве два-три дня и буду искать Вас по данному мне адресу (Долгохамовнич[еский] пер., № 15). Не откажите мне в сильном моем желании Вас видеть и – если это письмо найдет Вас в Москве – напишите мне: когда я могу у Вас быть.

Излишним считал бы добавлять, что у меня нет никаких газетных или журнальных целей для этого свидания.

Любящий и почитающий Вас

Н. Лесков» 896.

Вскоре день и час были назначены.

И вот уже пожилой слуга ведет его по крутой лестнице деревянного ветхого дома. Хозяин слышит их шаги и сам выходит навстречу, стоит на пороге комнаты. Прозрачная борода клоками, широкий нос, нависшие брови, серо-голубые внимательные глаза. Мешковатая блуза, подпоясанная ремнем. Улыбается, тянет ладонь, мягко жмет руку. И сразу родной.