Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Благодаря переписке с Толстым мы знаем и о некоторых литературных замыслах Лескова, которыми он охотно делился, – например, о планах написать переложение повести о Бове-королевиче:

«Видел в “Посреднике” книжечку “Новый английский милорд Георг” в обложке, напоминающей настоящего “английского милорда” лубочного… А содержание доброе, хотя и неискусное. Это тоже “хитрость”, но она мне понравилась… Иван Иванович Горбунов уже прельстился этим и пишет “Еруслана”, а мне захотелось написать “Бову-королевича” и с подделкою в старом, сказочном тоне… Что Вы на это скажете: делать или нет?» 938

Неизвестно, ответил ли на это Толстой; если и ответил, то, вероятнее всего, по обыкновению уклончиво. (Полвека с лишним спустя этот замысел воплотил Алексей Ремизов – написал-таки в парижской эмиграции «Бову-королевича», возможно, оттолкнувшись как раз от мечты Лескова.) Сообщал Лесков графу и о других планах – один был уже не нов и знаком нам по переписке с Щебальским в 1875 году, когда Николая Семеновича «подергивало» писать о русском еретике. Теперь он признавался:

«Я не хочу и не могу написать ничего вроде “Соборян” и “Запечатленного ангела”; но с удовольствием написал бы “Записки расстриги”, героем для которого взял бы молодого, простодушного и честного человека, который пошел в попы, с целию сделать что можно ad majorem Dei gloriam [153] К вящей славе Божией (лат.). , и увидавшего, что там ничего сделать нельзя для славы Бога. Но этого в нашем отечестве напечатать нельзя» 939.

Доверительность писем, адресованных Толстому, с годами нарастала. В одном из них Лесков открыто признался, как страждет и боится смертного часа. Граф прислал ласковый ответ, который, увы, не сохранился, но утешение из него Лесков потом не раз цитировал: у смерти «кроткие глаза» 940. Правда, Толстой, в отличие от Лескова, в посмертную жизнь не верил.

В 1910 году, когда Лескова давно уже не было на свете, произошел анекдотичный случай. Литератор П. А. Сергеенко привез Толстому разысканную им тетрадь Лескова с отдельными записанными мыслями «об истине, жизни и поведении». Прочтя ее, Толстой «пришел в полное восхищение: “какая сила! какая глубина! какая оригинальность!..”» – и попросил переписать мысли Лескова для сборника афоризмов и поучений разных авторов «Путь жизни», который составлял его секретарь В. Ф. Булгаков. Он-то и обнаружил, что Лескову эти мысли не принадлежат, а выписаны им из книги Толстого «Что такое религия и в чем ее сущность». Восторг Льва Николаевича сейчас же остыл 941.

Рассказ «Под Рождество обидели», так понравившийся Толстому, был опубликован в дешевой «Петербургской газете». К середине 1880-х сотрудничество с ней Лескова достигло пика, а в общей сложности с 1879 по 1895 год он написал для нее более двухсот заметок 942. Среди авторов ее были и Чехов, и Лейкин, и Терпигорев, и Минаев, здесь печатались политические и театральные новости, внутреннее и зарубежное обозрение; но всё же это была газета с устойчивой репутацией «петербургской сплетницы»: в специальном разделе «Пятнушки» она публиковала слухи, а в рубрике «Заявление публики» – рассказы свидетелей о разных происшествиях; в литературном разделе из номера в номер печатались переводные авантюрные романы в духе Эжена Сю. Тиражи у «Петербургской газеты» были массовыми, «низовой» читатель ее очень любил. Даже в деревнях, скинувшись тремя-четырьмя дворами, выписывали «сплетницу». Авторам газета давала выход на широкую аудиторию и именно этим нравилась Лескову. Он объяснял Толстому, что нарочно послал свой рождественский рассказ в этот «серый» листок – там его «бойко и по складам» прочитают «300 тысяч лакеев, дворников, поваров, солдат и лавочников, шпионов и гулящих девок» – «и в дворницких, и в трактирах, и по дрянным местам» 943.

Он явно вновь хотел порадовать своего корреспондента, давая понять, что и для него литература – проповедь, «Петербургская газета», хотя и не она одна, – амвон.

В 1880-е годы он вообще писал для газет намного больше, чем раньше 944, но как публицист ходил теми же тропами, что и двадцать, и десять лет назад. По-прежнему громил «темноту ума и злобу сердец», преобладавшие в простонародье; смеялся над нелепыми приметами, популярными среди неграмотных людей. С большим вкусом выписывал советы из популярного сонника: «Прогонять домового, лучшее средство – сжечь в конюшне чертополох», «Птиц иностранных не надо привозить – за ними придут иностранные народы», «Собачек если кто желает иметь маленьких, то намочи хлеба в воде, которою утром руки мыл, и корми щенка десять дней. Он навсегда так щенком и останется» 945. Посмеявшись, а вместе с тем и насладившись этими «вздо-рами», он заканчивал призывом стремиться к «свету, который открывает уму человека христианская религия и наука». В статьях «О народном полировании», «Благочестие и распойство» он, как и прежде, сражался с пьянством, писал, что в России слишком много праздничных, а значит, «разгульных» дней, и сетовал на «обычай продавать водку у самых церквей».

Разумеется, со страниц газеты он вел разговор не только с «дворниками» и «поварами», но и с государством: заступался за права староверов и сектантов 946, гневался на принадлежавшего к кругу Победоносцева историка раскола Н. И. Субботина за ангажированность и выступления против «религиозной свободы», защищал Толстого от глупых сплетен и использования его имени в коммерческих целях, приводил его в пример Иоанну Кронштадтскому, не спешившему отказываться от права собственности на свои книги о христианстве 947. Снова много и подробно писал об абсурде русской жизни 948, смаковал курьезы – например, историю о девушке, в метрике отнесенной к мужскому полу, подобно гоголевской Елизавете Воробей, проданной Собакевичем Чичикову 949. Возвращался к еврейской теме 950, в цикле заметок подробно обсуждал резонансное дело об убийстве тринадцатилетней еврейской девочки Сарры Беккер 951. Он вообще многие заметки посвящал детям – беспризорным, брошенным, нищим 952. В 1885 году Лесков взялся собирать деньги для двухлетней девочки Лиды и ее матери, детской писательницы О. А. Елшиной, после смерти кормильца лишившихся средств к существованию 953. Статьи Лескова в их поддержку появились и в «Петербургской газете», и в суворинском «Новом времени» 954; в результате было пожертвовано около двух тысяч рублей.

Сотрудничество с «Петербургской газетой», продолжавшееся до смерти Лескова 955, обнажило: в 1880-е слово и дело слились для него окончательно, грань между публицистикой и художественной прозой размылась. Газетные заметки легко перетекали в «рассказы кстати», а те почти не отличались от очерков, которые он размещал в газете. Так, заметки о безумной Семеновой, признавшейся в убийстве девочки Сарры, послужили основой для рассказа «Старинные психопаты». Писать стало всё равно что дышать и значило – улучшать мир, влиять на умы и сердца. Он действительно пытался подчинить литературные занятия тому, чтобы Царство Божие наступило «на земле как можно скорее и всесовершеннее» 956.