Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

В пожаре 1862 года сгорели не только Толкучий, Апраксин, Щукин. Сгорели жилые дома на улицах вокруг.

Сгорели дома и на другом берегу Фонтанки, между Чернышевым и Щербаковым переулками.

Сгорело Министерство внутренних дел.

«Сгорели» журналы «Современник», «Русское слово», газета «День».

Воскресные школы, едва открытые.

Публичные лектории, которые только начали потчевать слушателей циклами лекций.

Читальные залы [52] Правительственным распоряжением от 15 июня 1862 года издание «Современника» и «Русского слова» было приостановлено на восемь месяцев «за вредное направление». Славянофильская газета «День» тогда же была запрещена из-за отказа И. С. Аксакова объявить имя автора статьи, обратившей на себя внимание Александра II. Воскресные школы, появившиеся в самом начале 1860-х годов, были закрыты также за «вредное направление» (см.: Санкт-Петербургские ведомости. 1862. № 127. 14 июня), как и народные читальни, дававшие, как сообщалось в приказе петербургского военного генерал-губернатора, «средство не столько для чтения, сколько для распространения между посещающими оные лицами сочинений, имеющих целью произвести беспорядки и волнения в народе, а также безосновательных толков…» (Там же. № 120. 6 июня). Чтение публичных лекций в Санкт-Петербурге, согласно приказу Александра II от 10 июня, разрешалось отныне только «по взаимному соглашению» управляющего Министерством народного просвещения с министром внутренних дел, главным начальником Третьего отделения и петербургским военным генерал-губернатором (см.: Там же. № 126. 13 июня). .

Их закрыли, остановили, запретили. Иван Кельсиев, Андрей Ничипоренко, Николай Чернышевский угодили под арест.

Сгорел и Лесков.

Открытой травли пока не было, сатирические журналы язвили по его поводу примерно столько же, сколько и по поводу других сотрудников «Северной пчелы». Но дурной слух был пущен. Подающий надежды литератор, «постепеновец», талантливый автор в одночасье превратился в доносчика и – шептали – тайного агента Третьего отделения 254. Оправдывайся теперь. Кричи.

Две его последние «пожарные» статьи, от 13 и 23 июня, напоминали рев раненого зверя. «К чему доходить до смешного в своих обвинениях? К чему видеть гнусные и адские умыслы там, где их нет?» 255– взывал Лесков к разуму противников, обидевшегося на него государя, читателей. Но никто его, конечно, не слушал.

Тогда он поехал из столицы прочь. Редакция «Северной пчелы» отправила его в командировку. Нашелся и предлог: выяснить, каковы преимущества строительства новой Литовской, или Белостокско-Пинской, железной дороги, которая должна была соединить юг и север западных окраин России.

Можно вообразить, как счастлив он был вырваться из Петербурга. Перестать оправдываться, хоть на время. Прийти на вокзал, вдохнуть запах угля и свежей осенней прохлады, пойти по первому звонку к вагону, втиснуться в купе, пристроить чемодан, сесть. Погрузившись в dolce farniente [53] Сладостное ничегонеделание (ит.). , прикрыть глаза, наблюдать сквозь ресницы за пассажирами, вступать в нетребовательную дорожную беседу, без труда переходя с русского на польский.

Ехать в Вильну, потом в Гродну. В холодном гродненском заязде забежать в полусне в чужую семейную драму, тянущуюся за стеной, и вдруг припомнить свою. Получить от гостиничного метрдотеля неожиданный презент – «молодую полненькую евреечку» – и с негодованием его отвергнуть. В Белостоке покинуть поезд, нанять тройку за десять рублей, пробираться по вязкой песчаной дороге сквозь лес, мимо редких деревень и высоких деревянных крестов, поставленных, чтобы Господь заметил и послал урожай. Тянуться по ступицу в песке и наконец добраться до Беловежской Пущи.

Запись от 16 сентября – одна из самых длинных в «дорожном дневнике», который он составил потом для «Северной пчелы». 30 убористых страниц посвящены… зубрам: месту их обитания, особенностям размножения и питания, внешнему виду.

Вместе с дорожным товарищем Лесков отправился в зверинец, чтобы дождаться встречи с диковинными зверями, на которых обещали устроить облаву, чтобы выгнать их из леса. В воздухе дрожала мглистая сырость, начинался дождь, длинная трава стала скользкой. Зубров не было – только уходящие ввысь сосны. Толстая шинель на вате разбухла от влаги. Вдруг послышались долгожданные звуки облавы. Проводник бросился в сторону, Лесков с товарищем – за ним, бегом, скользя на мокром валежнике, всё явственнее различая треск, топот и, наконец, увидев среди деревьев темные тени.

«Он был весь мокр и казался темно-карим или как будто осмоленным. Осторожно выдвинув на поляну переднюю часть своего исполинского тела, он повел глазами направо, налево и, постояв несколько секунд, вышел из леса и пошел через поляну к другой стороне. За ним разом вышло всё стадо, состоящее из одиннадцати больших животных и двух сосунков» 256.

С жадностью мальчика, впервые попавшего в зоопарк, Лесков всматривается в диковинных зверей: тупая морда, шерсть, космы под челюстью, огромные, страшные рога, высокий горб. Но самые интересные, конечно, детеныши:

«Два зубренка, бежавшие за матками, очевидно, родились только нынешним летом. Теперь они не более обыкновенного 3-х, 4-месячного теленка. Черные, с комолыми, тупыми мордочками, почти без шей, с толстым чурбановатым тельцем, они прыгали на своих толстых, довольно неуклюжих ножках. <���…> Вообще зубрята необыкновенно смешны и милы оригинальностью своего вида. Смотря на их маленькое, толстенькое, обрубоватое тельце, невольно вспоминаешь и карликов, и Собакевича, и его стулья <���…> Они, как стулья Собакевича, как бы говорят: “А посмотри-ка на нас! Мы маленькие, и тоже Собакевичи. Под нами тоже будет хрустеть вереск, и другой тебе подобный ‘зверь, в штанах ходящий’, будет смотреть на нас, спрятавшись за дерево”. В этих двух маленьких фигурках есть какое-то неуловимо милое, смешное и наивное важничанье собою, какая-то забавная смесь неуклюжества и… своего рода грации» 257.

Умилён, сокрушен, очарован. Где «Северная пчела», «Современник», едкая «Искра» с хриплым «Гудком», где плоские шутки, нелепые карикатуры, где литературные враги? Дети природы, почти нетронутой, затмевают всё. Не здесь ли, вглядываясь на этих угрюмых косматых великанов, он задумал «Овцебыка»? Составляя потом путевые заметки, Лесков, вероятно, сделал и другое открытие: путешествие – чрезвычайно удобная форма для соединения разрозненных событий и лиц. Как связать историю размножения зубров и обстоятельства пересечения границы, сопровождавшегося многочисленными поборами, рассказ о трудолюбивых евреях, живущих в Пинске, с суконной гарибальдийской шляпой, купленной во Львове вместо цилиндра, на который косились поляки? 258