Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

В конце августа Лесков вернулся в Петербург, в сентябре закончил сочинять записку для министра, затем переделал ее в серию писем к редактору «С людьми древлего благочестия». Параллельно он продолжал работу над романом «Некуда». Лесков признавался потом, что сочинял его в университетском карцере в Киеве: он искал место для уединения, но «всё красили» 329, зато в карцере для проштрафившихся студентов никого не было и никто его не тревожил. Воспоминание это может относиться только к 1864 году, вторую половину которого Лесков провел в Киеве. Очевидно, начальные главы «Некуда» были написаны уже в конце 1863-го.

Первый лесковский роман оказался многострадальным – рукопись читали четыре (!) цензора: «Там вымарывались не места, а целые главы, и притом часто самые важные…» 330В итоге роман, за подписью М. Стебницкий, публиковался в «Библиотеке для чтения» Петра Дмитриевича Боборыкина (в номерах с 1-го по 12-й с перерывами) в искалеченном виде. Никогда уже Лесков не восстановил купюры, хотя мог бы, поскольку имел на руках корректуру полной версии романа. Но в 1867 году издатель Маврикий Вольф, уроженец Варшавы, уговорил его ничего не исправлять, ибо «во вставках были сцены, обидные для поляков и для красных, перед которыми он чувствует вечный трепет» 331.

Все четыре прижизненных издания романа (в 1865, 1867, 1879, 1887 годах) вышли в журнальной, искромсанной версии. Этот вариант «Некуда» мы читаем и сегодня. Будь текст его напечатан в том виде, в каком был написан, вероятно, он оказался бы лучше выстроен, были бы смещены акценты. Но главного это не изменило бы – в глазах современников «Некуда» всё равно остался бы памфлетом, злым сборником карикатур на реальных лиц.

Роман «Некуда» окончательно рассорил автора с нигилистами

Первые стрелы полетели, когда даже половина романа еще не вышла в свет. Уже в мае 1864 года зажужжала «Оса», посоветовавшая «господину Стебницкому» «оставить писание романов, наводящих уныние и сон, заняться изучением брандмейстерского искусства и писать статьи об одних пожарах» 332.

Варфоломей Зайцев, вторая после Писарева скрипка «Русского слова», в обзоре «Перлы и адаманты русской журналистики» не церемонился: «В сущности это просто плохо подслушанные сплетни, перенесенные в литературу…» 333Ему подпели «Санкт-Петербургские ведомости» – филолог и писатель Петр Полевой сообщил читателям: «…роман этот, вероятно, прочитанный немногими, действительно не представляет в себе никаких художественных достоинств» 334. Следующей в хор вступила «Искра» с презрительным стихотворным фельетоном от Буренина 335. Затем Суворин, укрывшийся под псевдонимом А. И-н, написал о недавнем приятеле в «Русском инвалиде»: «Уж как ломается, бедный, а все не смешно, а только жалость возбуждается…» Подключился и критик «Современника» Григорий Елисеев: «“Некуда” было походом ловкости одного из талантов, которые имеют такое же отношение к литературе, какое имеют к ней швейцары, пишущие поздравительные стихи». Суворин отметился и второй раз, уже в «Санкт-Петербургских ведомостях» в статье «Пропущенные главы романа “Некуда”», на этот раз подписавшись «Знакомый г. Стебницкого»: «Цосподин] Стебницкий – человек не без дарования, и притом оригинального. Дарование это заключается в том, что автор хорошо описывает приметы, даже очень хорошо. Я думаю, что г. Стебницкий… мог бы служить по следственной части» 336, – и пригрозил рассказать кое-что значительное из жизни «доктора Розанова», но угрозу эту так и не исполнил.

Боборыкин пытался оправдаться, объяснить, что все совпадения случайны 337, – безуспешно. Лесков отправил в «Санкт-Петербургские ведомости» два опровержения – их не стали печатать.

Не заступился никто. На «Некуда» не вышло ни одной положительной рецензии. Вполне предсказуемо представители существовавших в то время идеологических направлений не захотели защищать роман, оказавшийся, как и хотел его автор, шире любого направления. Не появилось ни единого подробного, внимательного разбора текста. Все дружно признали роман доносом, а «господина Стебницкого» заподозрили в связях с Третьим отделением.

Одаренный ярким талантом автор в самом начале пути оказался буквально один против всех, стал отверженным. И это действительно была катастрофа, отголоски которой преследовали его всю жизнь.

В самом ли деле Лесков написал донос, мы еще обязательно обсудим, а пока обратимся, наконец, к самому роману.

Многолетнее отвержение «Некуда» критикой долгое время не позволяло читать его беспристрастно. Мешал не только гам проклинателей автора, но и ядовитый литературный контекст: в 1860-е годы в моду вошли антинигилистические романы, высмеивавшие «новых людей» – революционно настроенную молодежь. Еще до «Некуда» появилось «Взбаламученное море» (1863) А. Писемского, параллельно с романом Лескова в «Русском вестнике» публиковалось «Марево» В. Клюшникова. А вскоре романы-памфлеты с карикатурами на нигилистов полились рекой: «Современная идиллия» (1865) и «Бродящие силы» (1867) В. Авенариуса, «В водовороте» (1870) того же Писемского, «Марина из Алого Рога» (1873) Б. Маркевича, «Скрежет зубовный» (1878) В. Авсеенко, «Панургово стадо» (1869) и «Кровавый пуф» (1875) В. Крестовского, отчасти и «Бесы» Достоевского и «На ножах» самого Лескова, опубликованные почти одновременно. Так что читавшие «Некуда» и сразу по выходе из печати, и год-два спустя, и даже в XX и XXI веках вольно или невольно рассматривали его как часть целого литературного движения, направленного против либералов и прогрессистов.

Посмотрим, что же скрыто в романе помимо шаржей на современников.

Сегодняшнему читателю он покажется до смешного невинным.

Центральный персонаж «Некуда», вчерашняя институтка Лиза Бахарева, мечтает об обновлении собственной жизни и общении с людьми, у которых слово не расходится с делом. Она покидает родительский дом, поселяется в коммуне социалистов и влюбляется в одного из них – благородного Вильгельма Райнера, сына швейцарского пастора. В конце романа Райнер отправляется сражаться за дело восставших поляков, его арестовывают и приговаривают к казни. Лиза, поехавшая проститься с ним, простужается в дороге и умирает от воспаления легких.

Вторая сюжетная линия связана с уездным доктором Дмитрием Розановым, который по настоянию расположенной к нему Лизы уезжает от семейного неблагополучия в Москву, тоже ненадолго увлекается социалистическим учением, посещает салон маркизы де Бараль, где слушает умные разговоры о «красных» и «белых», но, разочаровавшись, бежит и от социалистов, и от либералов, а в финале романа успокаивается отношениями с новой симпатичной знакомой Полинькой Калистратовой и должностью полицейского врача в Петербурге.