Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Уехав из дома девятилетними девочками, они возвращались взрослыми девицами. Так что вполне можно понять счастливую суматоху родных, сопровождавшую в романе «Некуда» возвращение Лизы Бахаревой и Женни Словацкой из института – скорее всего, Екатерининского: в Елизаветинское училище поступали по преимуществу дочери военных, а отец Женни был штатским. Девушки оказались в родных пенатах спустя долгие годы. В романе «Отцы и дети» разлука Аркадия и Николая Петровича (не оттуда ли позаимствовал Лесков начало для «Некуда»?) была намного короче.

В институте Женни и Лизу держали, по выражению Лизиной тетки, суровой игуменьи Агнии, «как в парнике», так что на белый свет они глядели «сквозь закрашенные окна»; с практической жизнью их образование связано было весьма отдаленно. Но не только в этом заключалось дело: несколько воспитательных учреждений для благородных девиц никак не решали проблемы женского образования в России.

Женские гимназии стали появляться лишь на рубеже 1850—1860-х годов. В российские университеты, и то лишь на правах вольнослушательниц, женщин допустили только в 1859 году, а первые учебные заведения, дающие девушкам высшее образование, открылись в 1872 году в Москве – Высшие женские курсы профессора В. И. Герье, в 1878-м в Петербурге – Бестужевские. Возможно, это случилось бы еще позже, не начни М. Л. Михайлов бить в набат в 1860-м.

И значит, до 1870-х годов получить «благородную» профессию, которая могла бы прокормить, женщина не могла. Чиновничий департамент XIX века – мужское царство. Недаром страдали мечущиеся от неотвратимой нищеты героини Достоевского: даже при знании французского языка и нотной грамоты девушке, не имеющей кормильцев, деться было некуда – только в гувернантки. Но хорошее место найти было сложно, а найдя, еще и уклониться от укаживаний хозяина, бывших в порядке вещей. Легкостью характера французской гувернантки из «Анны Карениной», нарушившей семейный покой в доме Облонских, обладали далеко не все. У честных девушек выход оставался один: чтобы не сидеть на шее у родителей, часто уже и не способных содержать выросших дочерей, нужно было выйти замуж за того, кто прокормит и обеспечит. Если супруг к тому же окажется мил и любим, значит, молодая женщина вытянула счастливый билет. А. Н. Островский недаром построил большинство своих пьес вокруг матримониального сюжета – замужество действительно было самым главным событием в жизни девушки, навсегда определявшим ее судьбу и положение в обществе.

Материальная зависимость от мужа делала уход от него практически невозможным. Жены, решавшиеся на разрыв, обречены были влачить весьма тяжкое существование. В очерке «Воительница» Лесков описал судьбу такой несчастной: возлюбленный ее покинул, брошенный супруг не простил, она попала в безвыходное положение и стала дамой полусвета, в гостях у которой «нынче один князь, а завтра другой граф» 425.

Конечно, не всех ждала участь содержанки; в конце концов, убереглась же от нее жена Лескова после расставания с мужем – благодаря помощи родных и его собственной. Но «женский вопрос» всё равно решать было необходимо. В начале 1860-х, после освобождения крестьян, когда убран был первый и главный камень на пути русского общества к свободе, о том, как и в каких пределах предоставить ее женщине, вслед за Михайловым заговорили все ведущие литературные журналы – «Отечественные записки», «Русское слово», «Русский вестник», «Время» братьев Достоевских 426. Публицисты и критики горячо обсуждали право женщины на любовь не из чувства долга, а по велению сердца, а также на высшее образование и работу, которая смогла бы обеспечить ее независимость. С особой охотой теперь вспоминали те эпизоды русской истории, где активно действовали именно женщины 427.

Как помнит наш читатель, Лесков принял участие в этих дебатах задолго до «Леди Макбет…»: опубликовав в «Русской речи» статью «Русские женщины и эмансипация», в которой признал право женщин на образование и заработок, но заклеймил эмансипацию на французский лад, дававшую слишком много свободы, потом развивал эту тему в других статьях того времени 428и даже предполагал написать повесть о Марфе и Марии, доказывающую совместимость веры с женской эмансипацией 429.

Повесть эту Лесков так и не написал, но желание сочинить еще один прозаический текст об этом было вполне в духе времени: все 1860-е годы журналы охотно печатали не только публицистические статьи, но и художественную прозу, посвященную судьбам женщин из разных сословий [83] Одно из самых знаменитых художественных исследований «женского вопроса» представлял собой, разумеется, роман Чернышевского «Что делать?» (Современник. 1863. № 3–5), но им дело не исчерпывалось – см., напр.: Жадовская Ю. Женская история // Время. 1861. № 1. С. 261–355; № 3. С. 5–54; № 4. С. 329–410; Панаева А. Женская доля // Современник. 1862. № 3. С. 41—176; № 4. С. 503–561; № 5. С. 207–250; Карнович Е. Проблески счастья // Современник. 1862. № 8. С. 208–334; № 9. С. 103–248. В том же ряду, конечно, и «Житие одной бабы» самого Лескова. . Очерк «Леди Макбет Мценского уезда» стал одним из множества подобных сочинений. Судя по сопроводительному письму редактору журнала «Эпоха» Н. Н. Страхову, Лесков хорошо понимал, в какую тематическую нишу попадает его очерк:

«“Леди Макбет нашего уезда” составляет 1-й № серии очерков исключительно одних типических женских характеров нашей (окской и частию волжской) местности. Всех таких очерков я предполагаю написать двенадцать, каждый в объеме от одного до двух листов, восемь из народного и купеческого быта и четыре из дворянского. За “Леди Макбет” (купеческого) идет “Грациэлла” (дворянка), потом “Майорша Поливодова” (старосветская помещица), потом “Февронья Роховна” (крестьянская раскольница) и “Бабушка Блошка” (повитуха). Далее пересчитывать не буду, тем более что они еще не отделаны» 430.

Вероятнее всего, этот замысел, сочиненный с большим языковым остроумием и юмором, был фикцией, потому что никаких следов его в рукописном наследии Лескова нет. Правда, в рассказе «Котин Доилец и Платонида» (1867) мелькает «древлепечатная бабушка Февронья Роховна», знахарка, акушерка и, очевидно, раскольница, но уделено ей не больше страницы. Есть и написанный в те же годы очерк «Воительница» (1866), целиком посвященный «типическому характеру» – кружевнице, свахе, устроительнице сердечных и денежных дел Домне Платоновне 431; но «кружевницы» в предложенном Страхову списке не было.

Так что, видимо, Лесков всё-таки лукавил – по причине совершенно прозрачной: как журналист и сотрудник нескольких редакций он хорошо понимал, что всякое периодическое издание горячо заинтересовано в серийных материалах на модные темы, и, сообщая о мифической серии, пытался усилить собственные позиции.