Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Лесков в этом нуждался – журналов, которые согласились бы публиковать его тексты, после скандала с «Некуда» осталось немного. Писарев еще не выдал ему свою черную метку, но в нерукопожатности Лескова – Стебницкого многие уже и так не сомневались. «Эпоха» была одним из тех изданий, где его могли принять, – и потому, что ее учредители, братья Достоевские, уже публиковали его в журнале «Время» [84] Там были опубликованы заметки Лескова «О русском расселении и о политико-экономическом комитете» (1861. № 9. Смесь. С. 72–86) и «Вопрос о народном здоровье и интересы врачебного сословия в России» (1862. № 2. С. 96—107). Впрочем, в 1863 году редакция журнала вернула Лескову рукопись, хотя неясно, какую именно (см.: Хронологическая канва жизни и деятельности Н. С. Лескова ⁄ Сост. К. П. Богаевская // Лесков Н. С. Собрание сочинений. Т. 11. С. 806). , и потому, что, судя по всему, ведущий критик «Эпохи» Аполлон Григорьев, к тому времени уже умерший, Лескову действительно благоволил. В том же письме Страхову Лесков ссылается на него и еще одного сотрудника журнала: «Д. В. Аверкиев и покойный Ап. А. Григорьев как-то говаривали мне, чтобы я дал редакции “Эпохи” какую-нибудь свою беллетристическую работу», – а в поздней заметке о «Некуда» говорит, что Григорьеву нравились отдельные персонажи романа 432.

О «Леди Макбет…» в контексте «женского вопроса» писали обильно 433, поэтому ограничимся самыми лаконичными соображениями. Ответ Лескова прогрессистам и «нетерпеливцам», заодно и «Грозе» Островского, в «Леди Макбет…» вполне однозначен: вот к чему ведет женщину ее «право на любовь» – к преступлениям и гибели. После трех убийств Катерина Львовна совершает четвертое: на каторжном этапе сбрасывает с моста в Волгу Сонетку, с которой Сергей изменил ей, а затем гибнет сама:

«– Багор! бросай багор! – закричали на пароме. Тяжелый багор на длинной веревке взвился и упал в воду. Сонетки опять не стало видно. Через две секунды, быстро уносимая течением от парома, она снова вскинула руками; но в это же время из другой волны почти по пояс поднялась над водою Катерина Львовна, бросилась на Сонетку, как сильная щука на мягкоперую плотицу, и обе более уже не показались» 434.

В тот день, когда Лесков написал этот абзац, копилка образцовых финалов мировой литературы пополнилась еще на одну единицу. Катерина Львовна заканчивает свою жизнь в той же реке, что и Катерина из «Грозы», но в ее смерти ничего освобождающего нет – только логичное завершение ее нравственного погружения на дно.

Сознательные убийства свершались и в других произведениях Лескова – например в драме «Расточитель» и романе «На ножах»; и всё же преступление обычно не выдвигалось на первый план. «Леди Макбет…» – единственный образец «криминального» текста в его обширном наследии.

Вероятно, это не столько отзвук службы Лескова в Орловской уголовной палате, сколько его отклик на еще одну актуальную тему. В периодике 1860-х оживленно обсуждались условия содержания заключенных, а также социальные и психологические причины преступлений 435. Обострение общественного интереса к этой теме объяснялось не только либерализацией общественной жизни в России, но и подготовкой тюремной и судебной реформ. Первые проекты улучшения положения заключенных появились только на рубеже 1860—1870-х годов, а сама реформа стала проводиться в 1880—1890-х, но вопрос о необходимости совершенствовать российскую пенитенциарную систему был поставлен намного раньше.

В апреле 1862 года Министерство внутренних дел запросило у российских губернаторов сведения о состоянии мест заключения во вверенных им губерниях за 1857–1859 годы и предложения возможных улучшений. Несмотря на канцелярскую тайну, которую обязаны были хранить чиновники, связанные с инициативами Министерства внутренних дел, слухи о готовящихся переменах, по-видимому, распространились в обществе. К тому же тема давно была больной. В начале 1860-х годов периодические издания самых разных направлений начали активно публиковать материалы, посвященные положению заключенных в тюрьме и на каторге в России и в Европе, а заодно рассуждать о социальных причинах преступлений и психологии преступника 436. «Время» было в числе самых заинтересованных этими вопросами изданий 437– один из его создателей, Ф. М. Достоевский, сам недавно был арестантом и ссыльным.

Так как в те же годы параллельно шла, и уже вполне гласно, подготовка Судебной реформы, утвержденной в 1864 году, многие публикации объединяли тюремную и судебную темы 438. В журналах печатались и свидетельства самих заключенных с жуткими подробностями; например, петрашевец, а впоследствии чиновник Ф. Н. Львов вспоминал, каково было находиться в кандалах, до крови натирающих руки и ноги, не позволяющих узнику переодеться и помыться несколько недель подряд 439. «Время» на протяжении двух лет (1862–1863) печатало серию очерков Н. М. Соколовского «Из записок судебного следователя» – в 1862 году они выходили одновременно с автобиографическими «Записками из Мертвого дома» Достоевского. В том же году Лесков и сам в качестве репортера посещал женский острог и посвятил этому очерки «Страстная суббота в тюрьме» и «За воротами тюрьмы», напечатанные в «Северной пчеле» и идеально вписавшиеся в очерченный контекст. Но у Лескова, служившего в юности в Орловской уголовной палате, был, видимо, еще и «профессиональный» интерес к уголовной теме и состоянию тюрем 440.

О лесковских очерках одобрительно отозвался Ф. М. Достоевский. Его журнал «Время» тогда взялся за публикацию переводных уголовных хроник, преимущественно из французских журналов и газет, среди которых было и несколько нашумевших историй отравительниц 441. Преувеличивать влияние французских хроник на сюжет «Леди Макбет…», наверное, не стоит, но они располагались в ряду материалов о «женском» и «тюремном» вопросах и формировали общественные настроения, изменения которых тонко улавливал Лесков.

Публицистика, криминальные хроники, аналитические статьи о положении заключенных в России и Европе создавали напряженное смысловое поле, которое, конечно, воздействовало на Лескова, активно вовлеченного в газетножурнальную жизнь. Но у «Леди Макбет…» были и более прямые источники: журнальная проза конца 1850-х – начала 1860-х годов и прежде всего уголовные очерки И. В. Селиванова – того самого, якобы благословившего Лескова на писательский путь.

В конце 1850-х – начале 1860-х годов зарисовки Селиванова, посвященные уголовным сюжетам или высмеивавшие произвол судебной уездной власти, публиковались в «Современнике», «Русском вестнике», «Веке», а затем были объединены в сборник «Провинциальные воспоминания» 442. С журналом «Век» Лесков сам сотрудничал [85] В нем были опубликованы выступление Н. С. Лескова на одном из заседаний Политико-экономического комитета (Век. 1861. № 15) и рассказ «Погасшее дело (Из записок моего деда)» (Там же. 1862. № 12. С. 139–143). , а с прозой Селиванова точно был знаком – в ранних статьях ссылался на его сборник 443. Видимо, по меньшей мере три очерка Селиванова были учтены Лесковым при сочинении «Леди Макбет…»: «Замечательное психологическое явление» (1857), «Два убийства» (1861) и «Уголовное дело» (1861) (вошел в «Провинциальные воспоминания» под заглавием «Преступница»).