Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Они вместе начинали. Е. В. Салиас-де-Турнемир пригласила в Москву не только Лескова, но и Суворина, и он стал секретарем «Русской речи» и ответственным за критический отдел. Сын крестьянина и поповны, выпускник кадетского корпуса, Суворин поначалу, по приезде из Воронежа, чувствовал себя в литературной среде крайне неловко, новичком и простачком. По его воспоминаниям, более опытный Лесков тогда «пылал либерализмом» и посвящал неискушенного собрата по перу «в тайны петербургской журналистики»: «Я был в то время ужасно робок и скромен и слушал г. Лескова как оракула. Некоторые выражения его до сих пор остались у меня в голове, например, “народ – это чиновник”» 483.

Расклад довольно быстро переменился. Лесков стал праветь, Суворин еще долго оставался умеренным либералом. В начале 1860-х он начал писать рассказы из народного быта, на которые имел право хотя бы в силу происхождения (отец его, государственный крестьянин, дослужился до капитана и так получил потомственное дворянство). Подобно многим шестидесятникам Суворин старался избегать идеализации крестьян. Отчасти предвосхищая Лескова, он конструировал рассказчика из народной среды и в своей прозе тяготел к анекдоту 484. Суворин стремительно развивался: читал, занимался самообразованием; вскоре перо его, уже отточенное, заблистало в «Санкт-Петербургских ведомостях». Скрывшись за литературной маской Незнакомца, он публиковал язвительные фельетоны, направленные против консерваторов: В. П. Мещерского, М. Н. Каткова, иногда и Лескова – как, например, цитировавшуюся выше заметку о «Некуда» и ее авторе, которую Алексей Сергеевич со значением подписал «Знакомый г. Стебницкого». Лесков в публицистике тоже не щадил «господина Незнакомца» 485, но тот обычно просто не отвечал на его нападки.

В первой половине 1870-х годов после долгого охлаждения началось их постепенное сближение, они общались и переписывались затем многие годы. Когда в январе 1875-го из-за смены редактора «Санкт-Петербургских ведомостей» Суворин покинул газету, именно Лесков предложил ему помощь 486. В 1876 году, начав издание газеты «Новое время», Суворин пригласил старого знакомца к постоянному сотрудничеству, и до начала 1880-х газета постоянно публиковала его статьи, рецензии, небольшие заметки, легенды, а иногда и положительные отзывы на его произведения.

Открыв собственную типографию, Суворин выпустил несколько изданий «Некуда»; в серии «Дешевая библиотека» неоднократно выходили повести Лескова о праведниках. А в 1889 году Суворин сделал Лескову поистине царское предложение – издать собрание сочинений (оно стало единственным прижизненным). Возможно, оттого, что они принадлежали к одному поколению и ходили похожими путями, в их отношениях присутствовала состязательность. В 1889 году, например, Суворин вступил в литературное соревнование с Лесковым, напечатавшим в одиннадцатом номере «Русской мысли» легенду «Аскалонский злодей», – опубликовал в «Новом времени» от 25 декабря собственную историю на тот же сюжет из Пролога [95] Пролог – сборник кратких житий святых, назидательных повестей и поучений Святых Отцов, расположенных по датам церковного календаря. Получил название из-за ошибки переводчиков с греческого языка на церковнославянский, принявших подзаголовок «ПрбХоуод» («Предисловие») за заглавие всей книги. , назвав ее «Аскалонская верность».

Лесков рассказывает, как жена купца, попавшего в тюрьму за долги, отказывается освободить мужа ценой своей чести. Разбойник, пораженный ее целомудрием, открыл ей место, где лежит клад, и та заплатила за мужа. В рассказе Суворина, лишенном лесковских деталей и украшений, купца освобождает его друг, но затем признаётся, что деньги на выкуп нажиты неправедным путем 487. Алексей Сергеевич словно бы преподавал Николаю Семеновичу не литературный, а нравственный урок: не всякое даяние благо. Очень вероятно, что в такой интерпретации проложного сюжета он последовал за Бурениным, упрекнувшим Лескова как раз в том, что герои «Аскалонского злодея» не погнушались «грязными» деньгами, добытыми разбоем. Тем не менее Суворин сопроводил свой рассказ комплиментарным примечанием, в котором похвалил лесковские переложения [96] «…Много начитанности, труда и таланта вложил в свою повесть Н. С. Лесков. Моя задача была легче, ибо я почти не касался бытовой стороны, которой, напротив, Н. С. занялся с особенною любовью. Если читатель, знакомый с “Аскалонским злодеем”, найдет досуг для прочтения моей переработки, он увидит, что в двух рассказах на одну и ту же тему нет ничего общего, кроме темы. Я не разделяю мнения В. П. Буренина, что легенды “Пролога” будто бы незачем обрабатывать, не разделяю не только потому, что в этом сам я повинен, но и потому, что легенды эти, обработанные искусно, могут преобразиться в такие прекрасные вещи, как “Аза” того же Н. С. Лескова, который и открыл этот новый источник для рассказов на нравственные и религиозные темы…» (цит. по: Айзеншток И. Я. Примечания // Лесков Н. С. Собрание сочинений. Т. 11. С. 746). и даже указал, что не согласен с Бурениным и считает литературные обработки древних легенд делом полезным.

Лесков явно не ждал этой похвалы! Тем более не ждал, что издатель «Нового времени», по сути, защитит его от нападок своего ведущего критика. Он немедленно отправил Суворину письмо:

«Я глубоко тронут, потрясен и взволнован припискою, которую Вы сделали под Вашим сегодняшним рассказом. Волнение мешает мне говорить и о самом рассказе и о том, что я чувствую к Вам в эти минуты» 488.

Но ничего особенно трогательного в происходящем, кажется, не было. В примечании Суворин Лескова похвалил, от Буренина защитил, но рассказ-то свой написал в полном соответствии с буренинскими идеями, в пику лесковским.

Эти двусмысленность, мерцание оттенков, отсутствие прозрачности и прямоты сопровождали их отношения до самого конца.

Лишь однажды (видимо, еще до истории с легендами) между ними вдруг вспыхнуло доверие без оговорок, но совсем краткое, буквально длиной в несколько мгновений. «Я помню две минуты в нашей жизни, когда мы пошли друг к другу…» 489– писал Лесков Суворину 20 октября 1889 года. Возможно, именно об этом дне вспоминает сын Лескова, рассказывая, как однажды зимним морозным вечером к ним в дом вдруг явился Суворин «в одном хорошо запорошенном снегом сюртуке, без шапки»: «Захлопнув выходные двери, Паша (горничная. – М. К.), за которою увязываюсь и я, бежит доложить хозяйке о непостижимом пришельце. Вскоре же быстро входит отец: “Ради бога, как можно скорее горячего, очень горячего чая с ромом и побольше рома. Это Суворин. У него большое горе. Потом расскажу. Он безо всего пришел… обморозился… Главное – сейчас же отогреть. В ужасном, подавленном состоянии. Поскорее, пожалуйста!” Общий переполох. Час-полтора спустя приводят с ближайшей “биржи” карету. Отец одевает Суворина в свою запасную медвежью шубу, меховую шапку, заставляет одеть большие теплые боты и увозит его. Все взволнованы. Пока ничего толком не известно. Меня посылают спать» 490.