Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Во-вторых, в «Соборянах» он запечатлел совершенно новые для литературы типы, оформившиеся не в дворянском, не в купеческом – в духовном сословии. Впервые на страницах русской прозы появились пастырь-ревнитель, пастырь-смиренник и добродушный дьякон-богатырь без царя в голове, описанные с тонкостью и знанием дела.

Наконец, в-третьих, Лесков изобрел новый повествовательный жанр, продемонстрировав на практике, как его изобретение работает. До этого никто романов хрониками не называл.

Страсть Лескова к литературному изобретательству, как уже говорилось, выдвигает его из общего ряда писателей XIX века, авторов реалистического склада, родившихся на грубом шинельном сукне, и объединяет с экспериментаторами XX столетия, авангардистами и модернистами. Раздражение «искусственной и неестественной формой романа» Лесков высказал уже после того, как были написаны «Соборяне», очевидно, опираясь на опыт их создания, – в повести «Детские годы (из воспоминаний Меркула Праотцева)» (1875):

«Я думаю, что я должен непременно написать свою повесть, или, лучше сказать, – свою исповедь <���…> Я не стану усекать одних и раздувать значение других событий: меня к этому не вынуждает искусственная и неестественная форма романа, требующая закругления фабулы и сосредоточения всего около главного центра. В жизни так не бывает. Жизнь человека идет как развивающаяся со скалки хартия, и я ее так просто и буду развивать лентою в предлагаемых мною записках» 516.

Хроника «Соборяне» – книга о милом сердцу Лескова провинциальном духовенстве

Как видим, Лесков не хочет дробить повествование на самые выразительные части, предпочитая своеобразный миметизм – передачу естественного течения жизни подходящим художественным языком.

Второй раз Лесков высказался о жанре романа в письме Ф. И. Буслаеву от 1 июня 1877 года. Известный ученый передал ему свою брошюру «О значении современного романа и его задачах» (1877), доказывающую «нераздельное слияние художественных интересов с назидательными» в современном романе, и спровоцировал ответное высказывание. Лесков отстаивал свое право «писать мему аром», то есть рассказывать историю в форме воспоминания:

«По правде же говоря, форма эта мне кажется очень удобною: она живее, или, лучше сказать, истовее рисовки сценами, в группировке которых и у таких больших мастеров, как Вальтер Скотт, бывает видна натяжка, или то, что люди простые называют: “случается точно, как в романе”» 517.

Замечательно, что в избранной Лесковым форме хроникального изложения событий искусственности не меньше, чем в «рисовке сценами», не говоря уже о том, что «Соборяне» легко сводимы к набору картин и сцен. Французский исследователь Жан Клод Маркадэ остроумно сравнил этот текст с будущими экспериментами кубистов: Лесков пытается воссоздать пространство путем наложения друг на друга разных аспектов одного объекта: рассказчик в «Соборянах», соединяя разные эпизоды из жизни Старгорода, дневники, анекдоты, создает единый образ трех главных героев и на конструктивном уровне выражает идею соборности – разнообразия в единстве 518.

«Соборяне» были опубликованы в «Русском вестнике» с подзаголовком «Старгородская хроника» и посвящением графу Алексею Константиновичу Толстому. И подзаголовок, и посвящение обозначали суть той трансформации, которую пережил замысел романа. А формировался он долго, опубликованному варианту предшествовали две редакции: «романическая хроника» «Чающие движения воды», напечатанная в «Отечественных записках» (1867), и «Божедомы» в «Литературной библиотеке» (1868). Обе публикации оборвались на полуслове – в первом случае Лесков сам остановил печатание, возмущенный тем, что в тексте появились не согласованные с ним сокращения, во втором прекратил существование журнал. Лесков пытался потом дописать «Божедомов» 519, но так и не дописал – вместо них родились «Соборяне», еще один шедевр, беспримесное наслаждение для читателя.

Но для автора вся эта история обернулась мукой, многослойным страданием, отягощенным еще и скандалом. Лесков отдал «Соборян» в новый журнал «Заря» Василия Владимировича Кашпирёва, получил аванс в 1300 рублей, а параллельно во втором номере катковского «Русского вестника» за 1869 год опубликовал фрагмент хроники «Плодомасовские карлики» – ответвление от основного повествования, развернутую зарисовку на полях. Кашпирёв, увидев знакомых персонажей в другом журнале, страшно рассердился и подал на Лескова судебный иск, требуя возвращения аванса. Лесков предъявил встречный иск, утверждая, что кусочек в полтора листа считаться частью романа не может, и настаивал на выплате полного гонорара за хронику, так и не опубликованную в «Заре». Летом 1869 года в Санкт-Петербургском окружном суде состоялось разбирательство, по итогам которого оба истца получили отказ в удовлетворении претензий 520.

Но роману-хронике долгий и болезненный путь пошел на пользу. За годы движения к окончательному варианту автор додумал и довершил свое главное изобретение. Логика пути от «Чающих движения воды» и «Божедомов» к «Соборянам» давно разгадана – Лесков последовательно вычищал из текста ссылки на газетную полемику, на общественные и литературные реалии 1860-х годов, мигрируя от многофигурного социального романа о русской провинции к идиллии и сказке 521, от жизни к житию. Однако и отжатый жмых злободневности тоже шел в дело – Лесков использовал его в романе «На ножах».

Окончательно в старую добрую сказку о трех богатырях «Соборяне» так и не превратились, и всё же в складки ряс обитателей старгородской «поповки» довольно прочно впитался дух чудесных видений и волшебства.

Чем сказка отличается от реалистической истории, объяснит даже школьник: в сказке иначе течет время, пространство имеет другие измерения, не работают законы гравитации, а ее герои мало похожи на настоящих людей. Самое интересное – разобраться, с помощью каких приемов Лесков добивался, чтобы сказочный дух окутал Стар-город, какие травы и коренья бросал в котел, превращая прозрачную воду реалистической прозы в золотой душистый отвар.

Примерный рецепт вырисовывается такой. Лесков смещал хронологию – события, которые могли случиться лишь в 1860-е годы, переносил в 1830—1840-е 522; раздвигал трехмерное пространство города явлениями из иного мира; сохраняя психологическую достоверность в изображении обитателей «поповки», вполне сознательно подыскивал им мифологических двойников, превращая каждого в чудо-богатыря.

Первым на этой картине высится протоиерей Савелий Туберозов: