Валентин Рушкис - Высокий счет

Историю с эталонной квартирой они рассказывали мне, весело пикируясь:

— Одному мне везде хорошо, но вот Ада…

— Конечно, я во всем виновата. Нашел себе покладистую жену и теперь ущемляет.

— На майские праздники я поехал к ней в Иваново…

— Причем все уезжали с первого по девятое, а мой Майор третьего мая появился у меня, а пятого, в День печати, уже уехал.

— Мы начинали форсировать первую треть главного корпуса.

— И все равно все остались у своих жен, а Майору треть корпуса, конечно, дороже.

— У них были отгулы. Правда, и у меня было дней десять отгула. Но мне не дали.

— Выражайся точнее: ты попросту не просил.

— Хорошо, не просил, не счел возможным.

— Так и говори. Взял и укатил обратно в Тольятти, благо жена идеальная, все вытерпит.

— Я же сразу вернулся за вами!

— Вернулся. Запихнул вещи в багажник своего «Москвича», посадил Игоря — это наш двенадцатилетний сын, меня — в обнимку с телевизором и повез из Иваново в Тольятти, не имея даже ордера на квартиру.

— Видите, какая у меня жена? Полгода терзает за то, что привез ее, не имея ордера: из эталонной квартиры уже выселили, новой еще не дали, пришлось несколько дней прожить в старом городе, в общежитии. Совсем неплохо было.

— Просто отлично. Все расшатано, все позеленело…

— Даже ванна была!

— Огромное удобство! Если ночью вода поднимется до вашего этажа, можно запасти целую ванну. А вода какая, вы обратили внимание? Голубая! У меня просто дыхание захватило. Жаль, мыться этой водой нельзя, слишком жесткая.

— И все-таки была и вода, и крыша над головой!

— Привез, оставил меня с водой и крышей и укатил на завод.

— У меня ненормированный рабочий день.

— Не только день, вечер и ночь тоже.

— Да, хоть до утра!

— Что ты и делаешь. Слушай, Майор, все-таки когда и где нам дадут квартиру вместо этой комнатки?

— Я уже ходил на субботники, ты же знаешь — и в понедельник, и в среду… А в воскресенье мы можем пойти вдвоем. Наконец, я же соглашался целый год прожить в общежитии, вместо этого уже через полгода получил отдельную комнату!

— Половинку «малосемейки».

— Да! Ты недовольна?

— Молодец! Заслужил! Подумать только: половинку малосемейки! Если сюда опять привезти Игорька…

— Игоря пока оставим у мамы.

— Конечно. Не привыкать. Сначала папа Вася был на военной службе, потом учился, теперь у него такая работа и такая комната… А Игорька воспитывает моя мама. На днях она впервые в жизни заплакала, раньше не умела. И сам Игорек пишет письма — вот последнее: «Я получил не очень хорошие отметки, но скоро их исправлю. Пришлите денег на духовку. Ваш сын Игорь».

— На духовку?

— Да. На духовое ружье.

— Недавно ему купили фотоаппарат… И вообще много расходов… Ада, нам придется жить поэкономнее.

— Еще экономней? Майор, ты вьешь из меня веревки! У тебя идеальная жена, сама не понимаю, за что я тебя так люблю?

Вечер. Взвизгивая, сползают на дно развалистой траншеи возвращающиеся с работы девушки. Смывая налипшую на сапоги глину, монтажники-домостроители бегемотами ворочаются в луже-великанше перед временным торговым центром.

«Центр» — этакое каре легкомысленных сборных ларьков и магазинчиков, приютившихся между домами Д-1 и Г-1.

Темнота сгущается. Возле ларька с хозяйственными и парфюмерными товарами несколько парней запасаются цветочным одеколоном. Посреди дороги кто-то очень молодой ведет любимую, положив руку на ее плечо. Они шагают прямо по лужам, никого и ничего не видя и не слыша.

Окна во всех домах закрыты, и все-таки на улицу вырывается музыка. На эти звуки, почти сливаясь со стеной, стараясь ступать по узенькой сухой полоске вдоль цоколя, спешит девушка в коротеньком платьице без рукавов, в изящных туфельках на высоком каблуке…

В моей комнате вновь прибывший молодой инженер поставил на подоконник фотографию жены и пишет ей длинное письмо. Он приехал из Москвы, а у нее намечается командировка на Урал. Он страшно боится разъехаться с ней, потому что ему после Тольятти предстоит поездка не то в Псков, не то в Ростов, а у нее после уральской намечается новая командировка.

Он показывает мне фотографию, чтобы и я убедился: такую красавицу никак нельзя оставлять одну. Я вежливо с ним соглашаюсь. Слышал здесь о подобных случаях «производственного травматизма»: пока один из проектантов торчал в Тольятти в командировке, в Москве его жена взяла свои пожитки и ушла к человеку оседлому…

В другой комнате убеленные сединами ветераны улеглись на свои койки с книгами в руках. Сегодня был тяжелый день, пришлось много спорить, доказывать, ругаться. Плохо налажен быт, одеяла тонкие и холодные, а завтра опять будет тяжелый день, потому что пока все дни в этом городе тяжелые. Впрочем, когда я вхожу в комнату, инженеры охотно откладывают свои книги в сторону и отвечают на мои недоуменные вопросы. Грязь? Ливневая канализация почти готова, но пользоваться ею нельзя, грязь все забьет, коллектор за несколько дней выйдет из строя. Лучше уж подождать…

Траншея под окном? Очевидно, какую-то линию забыли вовремя проложить, теперь копают. Но это для Автограда нетипично, основное заложено заранее…

Благоустройство? Да, еще не сделано…

— Но как же вы принимали этот дом?

— А мы его и не приняли! Строители пробовали сдать, но мы воспротивились, акт не подписали. Однако жить-то людям нужно? Дом начали заселять, и нам выделили две квартиры, вот эту и напротив, те самые, что мы отказались принять. Что нам оставалось делать? Доказывать свою принципиальность и ночевать на улице? Нет уж…

Перехожу лестничную площадку. Здесь расположились проектанты женского пола, «цнииэповки». Они постоянно меняются, только Алла Борисовна живет почти безвыездно.

Алла — старший инженер проектного отдела института. Она молода и красива, в такт ее быстрым движениям покачиваются распущенные волосы. В комнате та же мебель, что и у мужчин: тумбочки, стол, стулья, железные койки системы «для командированного сойдет». Но здесь гораздо уютнее: аккуратней заправлены кровати, где-то найдены половички, радуют глаз занавески, разрисованные самой Аллой.

Ее мама — архитектор. Может быть, поэтому Алла еще дошкольницей, умиляя родных, рисовала преимущественно домики. Потом занималась в изостудии при Доме пионеров, и все пророчили: художник растет!

Неожиданно на экзаменах в Московский архитектурный институт провалилась как раз по рисунку. Понадеялась на себя, а на экзамене пришлось рисовать с натуры гипсовые бюсты. Совершенно незнакомое дело.

Потом все же поступила в институт и окончила его. Но до этого успела выйти замуж, родить Павлика, развестись с мужем, поработать чертежницей-копировщицей и маляром. Уже будучи архитектором, решила уехать из Москвы в Тольятти. Взяла в райкоме комсомола путевку: на новой стройке нужны были маляры… Пошла увольняться, предъявила путевку руководителю архитектурно-планировочной мастерской. Он накричал: «В Тольятти? Зачем? Ах, новый город, по новому проекту? Ладно! Но с какой стати маляром? Поезжай авторским надзором!»