Феликс Хартлауб - В особо охраняемой зоне. Дневник солдата ставки Гитлера. 1939– 1945

На западе, прямо над дорожным покрытием, небо еще пылает, и на него невозможно смотреть. Оно медленно остывает, и краски меняются с ярко-желтых на оранжевые, а затем на фиолетовые. Кроны платанов прорезают длинные зеленые лучи. По одной стороне улицы крыши отдельных домов светятся каким-то неестественным цветом. Нежный розовый цвет, от которого вскоре остается лишь флуоресцирующий след. Там на самом последнем по высоте узком балконе стоят женщины в пеньюарах с исхудалыми, ввалившимися щеками. Две из них обнимают друг друга за талию. Быстро темнеет. Небо становится сине-серым. Немногие облака, еще только что горевшие в лучах солнца, превратились в темно-коричневые пятна.

Между неподвижных стен платанов на фасаде просматривается кусочек лоджии, окрашенной в темно-рыжий цвет. Мертвенные световые буквы. В окнах на подоконниках пристроились люди без пиджаков.

Кафе со светящейся красным и синим неоновым светом вывеской, в котором прибирается гарсон. Причем его фартук почти касается пола. Другое старомодное на вид кафе с выгнутым потолком, где тяжелые столы сделаны под старину. Из четырех накрытых столов занят только один. Играет музыка, и натянутая ткань штор скрывает танцующих. Звон бокалов. На бульвар вырываются звуки немецкого марша «Это не может поколебать моряка». Оркестр состоит в основном из женщин. Причем первая скрипка принадлежит стройной даме в годах с высоким лбом и в роговых очках.

Становится все темнее, и людской поток уплотняется. Слышится тяжелое дыхание и шарканье многочисленных германских сапог, а также сандалий местных жителей. С каждой минутой солдат становится все больше. Они проходят мимо целыми отделениями с унтер-офицерами во главе. Бродят они и по одному. В основном это невысокие пожилые солдаты из охранных войск. Плечи у них опущены, длинные брюки свисают на ботинки, а на голове нахлобучены не по размеру большие вздутые поношенные кепи. Где-то сзади, почти на спине, у них болтается штык. Их, как правило, отличают пышные усы, скрывающие золотые зубы, и бескровные под загаром бугристые лица. Они часами стоят возле витрин, заложив руку за спину, и очень небрежно отдают честь. Ведь ночь поглощает серебро витых погон офицеров, а в толчее вскидывать руку довольно неудобно.

В свою очередь офицеры тоже почти не обращают внимания на это нарушение устава. Со скучающим видом они спешат по своим делам, стараясь быстрее преодолеть затор, и такое положение дел их вполне устраивает. Один же лейтенант с блестящими полными щеками быстрым шагом без видимых причин начал нарезать круги по тротуару.

Одновременно с солдатами на бульваре появляется много девушек. Это не профессионалки – невысокого роста, плотные, без шляпок, с черными блестящими и коротко подстриженными волосами. Они, красиво завязав платок на шее, набросив на плечи жакет от костюма, с наморщенными лобиками и с одинаковым выражением лица спешат сюда, стуча по булыжнику деревянными подошвами сандалет, одетых на голые ноги.

Разбившись на пары и четверки, склонив свои головки набок, весело хохоча или о чем-то перешептываясь, они фланируют по бульвару, мгновенно заводя разговоры с солдатами. При этом девушки показывают неплохое знание немецкого языка. Из их уст часто можно услышать «не хорошо», «не дорого», «смотри-ка » , «до свидания» и так далее. В ходе такого разговора они с вызовом поглядывают на проходящих мимо парижан.

В противоположность этим обычным девушкам профессионалок здесь встретишь нечасто. В широкополых шляпках, на высоких каблуках, с мехами на плечах, они, покачивая бедрами, смотрятся как неприступные гордые каравеллы среди обычных лодок рыбаков.

Как первые, так и вторые делают вид, что не замечают друг друга.

Немцы из числа гражданских служащих. Напоминая наполненные воздухом свиные пузыри на воде, с жадными глазами, они стремятся ничего не упустить, но при этом остаться незамеченными и нигде не застревать, если такое запрещено или не имеет смысла.

У одного из столиков неподвижно стоит кокетливо одетый мальчик и с самым серьезным видом старается прочитать мысли посетителей. Его черные как смоль волосы, образуя хвостик, заплетены на затылке, а челка спускается почти до бровей. На вопрос официанта, почему он еще не дома в постели, он отвечает:

– Но мне уже двенадцать лет, и я ношу галстук.

Пожилая женщина, укутанная в большую зеленую шерстяную шаль, словно окаменев, скрестив голые руки на груди, часами стоит в тени газетного киоска. При этом сам киоск ярко светится, создавая впечатление самостоятельного источника света.

Платановая листва, стены домов и само небо теперь превратились в единую темную массу. Только на западе замерцали первые звезды. На миг показалось, что они начинают гаснуть, но затем они вновь засияли своим холодным светом.

Улица постепенно опустела. Ушли и посетители кафе, перекинувшись с гарсоном на прощание словами типа «что вы хотите… надо разобраться… мы живем изо дня в день…». В дальнем углу кафе захлопываются футляры для скрипок. Гаснет свет люстр. Официант выкладывает на уединенный столик содержимое карманов и начинает пересчитывать заработанные чаевые. Под корнями же деревьев громыхает последний поезд метро.

Спуск по крутой горячей лестничной улице. По ее узким ступеням идти в кованых сапогах следовало осторожно, так как ноги постоянно скользили. Поэтому лучше было воспользоваться боковой лестницей, хотя она и являлась довольно отвесной.

Тем временем девушка опередила его уже на две ступеньки. Она держалась необычно прямо. Только ее голова была немного наклонена вперед – из-за слегка опущенных ресниц она внимательно смотрела, куда ступают мысы ее туфелек.

Она казалась как минимум на полголовы выше, чем «он», но по всему чувствовалось, что это была маленькая потаскушка. Возможно, в этот день ей захотелось взять себе выходной или что-то в этом роде. В любом случае девушка явно не искала себе пару.

Его догадка подтвердилась, когда «он», спустившись с лестницы, окликнул ее возле автомобиля – старой зеленой развалюхи, где стояла целая очередь из женщин. Она не ответила и быстро пересекла улицу, чтобы что-то спросить в салоне у тщедушного парикмахера, подпиравшего косяк входной двери, или позвонить куда-то из кафе на углу.

Девушка явно не успела полностью привести себя в порядок, и на ней было слишком много пудры. Поэтому ее кожа смотрелась не лучшим образом, как разглаженная почтовая бумага высшего сорта. Губы были обильно напомажены на скорую руку. Да и простенькая белая блузка с невзрачной темной юбкой говорили о том, что она явно не собиралась в этот день «работать». Поэтому девушка и захлопала с удивлением своими ресницами, когда «он» окликнул ее и долго провожал взглядом на улице.