Леонид Ливак - Жила-была переводчица

Я пишу сейчас Вам только эти несколько строк. Волнения последних недель совсем сразили меня, и я сейчас так истерзан, что хоть на мир Божий не глядел бы.

Как только немножко радости вернется в мое сердце, напишу Вам подробнее.

Напишите что-нибудь яснее о Вашем новом домике, и когда Вы в него переезжаете [522]. Мы радуемся за Вас, а Миррочка по вечерам загадывает нам по-очереди загадки, какой дом хочет иметь каждый из нас, и мы развиваем наперерыв поэзию архитектуры.

Привет нежный.

Ваш,

К. Бальмонт.

Бретань. 1922.VI.28.

Милая Люси, Ваши письма – лучевые полосы, входящие в мое окно ласкающе-напоминательно. Эти правильно очерченные хрустально-золотистые протяжения напоминают мне, что есть мир, где жизни радуются, и где линии правильны, и где краски певучи. И напоминают мне ту любимую юную девушку, которая, кутаясь в шаль, стояла со свечой в руках на крыльце (так вижу ее), когда ранней весной я уезжал от нее. И напоминают мне самого меня тех дней, когда я любил все ощущенья бытия [523].

Мой край растоптан. Мой народ искажен. Мой дом разрушен. Дело моей жизни истреблено, в том, что может в нем быть истреблено. Милая, мне радоваться трудно, а каждое новое огорчение падает с удесятеренной свинцовой тяжестью.

Но от Вас идет свет. А свету Ирина Сергеевна и Жоржик-Горик всегда радовались [524].

Люси, я хочу написать мосье Булыжнику то, что прилагаю. Повергаю это на Вашу цензуру и прошу, изменив то, что сочтете нужным, прислать мне в образцовой Французской речи. Быть может, Вы прибавите, что, строго и повторно размыслив, я непременно хочу сохранить заглавие «Visions Solaires» – и почему. Я же перепишу и пошлю. Мне хочется, чтобы именно это письмо было безукоризненно стилистически.

От Мюра все еще нет никакого ответа. Послал запрос.

Хотелось бы увидать «переделанный» сонет «Aurorale» [525].

Со свечных дел мастером хотел бы помочь Вам разлучиться, но, увы, навряд ли смогу – у меня с Парижем больше нет почти никаких связей.

Мой милый друг, до новых строк. Елена действительно напишет Вам завтра.

Ваш,

К. Бальмонт.

P. S. Le R. P. Grumel franciscain fait demander si Mr. Balmont ne voudrait pas écrire un article sur St. Francis d’Assise qu’il ferait paraitre dans l’Élan des Jeunesses [526]. Не хотите ли участвовать в этом предприятии? Не укажете ли мне что интересное о Франциске Ассизском?

1922. 7 июля. Бретань.

Милая Люси, Ваше письмо меня смутило и, мне кажется, Вы не вполне меня поняли. Я ведь и сам чувствовал, что в таком виде мое письмо к Рошу резко. Поэтому я просил Вас изменить его, т. е. переделать по Вашему усмотрению, ибо Вы умеете говорить с такими персонажами, я же не умею и никогда не умел, даже в России, тем менее во Франции. Но что-нибудь вроде моего письма должно быть написано. Если Вы возьметесь это сделать вместо меня, я буду, конечно, этим счастлив, так как я могу понапрасну испортить все, я этого мусью поистине ненавижу. Я нахожу, что если его пустые глазелки видели Вашу статью обо мне, он может и должен понимать теперь, кто я, а следственно и быть несколько вежливее. Мне непосредственно он после того письма ко мне, которое находится у Вас, до сих пор ничего не написал. Я же считаю, что он должен известить меня, когда он пошлет мне корректуры. Я считаю также, что, обдумав, я никак не могу согласиться на изменения моего заглавия «Visions Solaires». Относительно романа он вовсе не «en principe» соглашался его напечатать, а формально обещался и спрашивал даже, кто будет переводить. Я поручил Мюра перевод, опираясь на это формальное обещание.

Научите, пожалуйста, как мне поступать дальше. Помимо Вас я сам ничего не предприму.

Дошло ли мое «Марево» [527]? В этой книге Вам мало что понравится. Когда уезжаете на отдых?

Приветы.

Ваш К. Б.

P. S. Ваш очерк обо мне имеет большой успех среди моих Французских знакомых.

Сосны. 1922.VII.16.

Люси, где Вы? В душе моей за эту зиму возникла новая потребность: часто получать от Вас письма. Жестоко, приучив меня к этому, лишать меня этой радости. Но Вы, вероятно, как раз в хлопотах поселения в своем деревенском доме. Если Вы в деревне, хочу думать, что у Вас есть печка. Нынешний июль более похож на декабрь. Все же иногда я пишу стихи, и сегодня, должно быть по закону контраста, написал сонет о Индии.

Приветы.

Ваш К. Бальмонт.

1922.VII.25. Сосны.

Милая Люси, Ваше молчание очень беспокоит. Не захворали ли Вы? Или Вы так устали, что с переездом в деревню решили на время – для всего и для всех – задернуть занавес?

Я получил от Murat перевод первых 4-х глав романа. По-видимости, он справится со своей задачей, но я, конечно, не могу его перевод сравнивать с Вашим.

Когда Вам будет нетрудно, будьте добры отослать 3-ю часть моего романа по адресу: M-r S. Murat, 18, rue Palestine, 19e.

А 1-ю и 2-ю части романа по адр.: M-lle O. Mojaïsky, 5 bis, rue Henri Martin, 16e (Ольга Николаевна Можайская – молодая поэтесса, переводящая меня на Английский язык [529]).

Напишите мне несколько слов, когда будет минута и охота.

На днях пошлю Вам новые свои стихи.

Ваш

К. Бальмонт.

Бретань. 1922. 6 августа.

Милая Люси, я не писал Вам эти последние дни, ибо опять нимало не похож на Радугу, а Вы мне тосковать запретили. Что мне написать Вам о себе? Но ничего нет, что бы стоило говорения. Бывают дни нелогические и неизвинительно-серые, непростительно-неуместные, даже на фоне Французского неба, когда изменяют даже Июль и Август, и две эти календарные несомненности похожи на Декабрь. Так и я. Увял. Погас. Верно, расцвету и зажгусь, но пока этого нет.

Чек из «Нового мира» на тридцать франков давно получил. Я выписывал также от «Администратора» сего журнала пять экземпляров июньского номера наложенным платежом, он прислал мне даром эти экземпляры. Должен ли я все-таки послать ему 10 франков, или считать, что это любезность?

Рошу я не писал, ибо не знаю, что же ему написать. Он мне тоже ничего не написал и корректур я не получал. Кстати, мне кажется, что было бы наилучшим, если бы мы получали корректуры одновременно, но чтобы я свою корректуру посылал Вам, а Вы бы, просмотрев ее, отсылали Рошу, во избежание разночтения? Или как? Решите, пожалуйста, Вы.

Мне кажется, что уже пора бы добиться корректуры.

Посылку рукописи Мюра и Можайской, конечно, можно отложить до дня, когда Вас это не затруднит.

Елена послала Вам три Ваши книги и шлет Вам приветы.

Мой милый друг, дня через два я пошлю Вам стихов и, надеюсь, не мертвое, а живое письмо.

Ваш,

К. Бальмонт.

Бретань. 1922.VIII.14.

Люси, милая, мой единственный добрый друг, Вы меня трогаете так, как если бы вернулись времена детства и из соседней комнаты прибежала нежными ножками сестренка, – которой у меня, к сожалению, не было в детстве, ни потом, – и пролепетала: «Вот, крестная подарила мне шоколадный пирожок. Бери себе половину и половина мне».