Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

— По данным нашего осведомителя из контрразведки, — начал он, — там тебя расшифровали. Им известно, что Элеш, Иванов, Федоров и Михайлов — одно и то же лицо: у них твоя фотокарточка. При этих условиях в городе тебе работать невозможно. Выезжай в Читу. В Дальбюро сделаешь доклад о положении в Приморье. Расскажешь о наших тяжелых потерях за последнее время. Так решил облревком партии.

— Приказ есть приказ, — согласился я, — а жаль расставаться с Владивостоком и людьми.

— Понимаю тебя, — говорит В.П. Шишкин, — те же чувства к Владивостоку и людям питаю и я. Но и мне придется скоро выехать на Сучан.

— Вот я сижу с тобой, — говорю Володе, — и остались у нас считанные минуты перед расставанием, а я охвачен сентиментальными чувствами и думаю. Родился и вырос я на берегу Волги. Там я смутно стал понимать жизнь и отношения между людьми, научился любить труд и быть честным. Почти мальчиком ушел из деревни, многие годы проплавал по Волге и всем её притокам, по многим сибирским рекам и все же сумбурными оставались во мне понятия о жизни, о долге. Коммунистические идеалы были мне неведомы.. И вот теперь, на берегу Тихого океана, сидит перед тобой совсем другой человек — коммунист. Волга и Тихий океан! Что, казалось бы, общего между ними? И приходит мне, на первый взгляд, нелепое сравнение о том, что Волга впадает в Тихий океан. Не географически, конечно, а по судьбам человеческим...

— Ну и ну! Продолжай. Посмотрю, до чего ты договоришься, — говорит Володя, улыбаясь.

—... Несло меня по этому необъятному человеческому океану, и здесь я попал в русло, бурливое, беспокойное, но единственно правильное. Не знаешь, где найдешь приют на ночь, на душе никогда нет покоя, хотя я не трусливее других и пойду выполнять беспрекословно любое задание партии, чем бы это мне ни грозило. Однако сознаюсь, что каждый шорох заставляет меня вздрагивать, чутко прислушиваться. Я никогда не бываю свободен, даже во сне, от ожидания, что вот откроется дверь и войдут за мной контрразведчики. А между тем жаль мне расставаться с Владивостоком, с товарищами.

— Понятно, — говорит задумчиво Володя, — дружба в совместной борьбе — самая крепкая и дорогая. Мне тоже жаль расставаться и с Владивостоком, и с товарищами. Надо!

... Мы расстались, но не навсегда.

Я быстро собрался и в конце ноября выехал через Харбин в Читу. Опасные пункты Гродеково и Сосновую Падь, где были контрольные заставы семеновцев и их застенок, с помощью проводника Еремеева и его товарищей я проехал благополучно. В Чите после моей информации в Дальбюро я был зачислен бойцом в коммунистический полк, который направлялся под Волочаевку.

Пока я ехал в Читу, меркуловские войска приблизились к Хабаровску и, продолжая развивать наступление, перешли Амур и заняли станцию Волочаевку. Дальше, на Амурской железной дороге, они встретили у станции Ин энергичный отпор и, отойдя к Волочаевке, закрепились там. Началась упорная позиционная борьба, уносившая с обеих сторон много жертв. Вот сюда под Волочаевку я и готовился отправиться бойцам вместе с коммунистическим полком. Стояли сорокаградусные морозы. Но я был неплохо одет: американская солдатская шуба из овчины, хотя подержанная, но еще исправная, шапка-ушанка и валенки. Здесь все ходили в валенках.

Накануне отъезда на фронт неожиданно ко мне зашел К.Ф. Пшеницын и повел к секретарю Дальбюро Александру Михайловичу Буйко. Было около 11 часов ночи. Буйко немедленно принял нас и, обращаясь ко мне, сказал:

— Мы решили командировать тебя в Харбин. Специальные задания будешь получать каждый раз отдельно. Официально ты будешь работать торговым агентом Сибдальвнешторга. Вопрос этот уже согласован с Левиным. Вот все! Да, вот еще что! — ухмыляясь себе в бороду, говорит Буйко. — Ты теперь коммерсант и поэтому должен держать марку коммерсанта. Должен хорошо одеваться, и для этой цели Нижник выдаст тебе деньги. Он здесь.

В Харбине я прожил с декабря 1921 г. по апрель 1922 года, был секретарем партийной ячейки Харбинского отделения Центросоюза, выполнял обязанности торгового агента Сибдальвнешторга и специальные задания, поддерживал связь с Читой и Владивостокским облревкомом партии, со штабом партизанских отрядов и постоянно. с особооперуполномоченным ДВР Эспером Озорниным.

У Приморского облревкома, отрезанного от Забайкалья фронтами, не было в эти годы нормальной связи с Читой. Она осуществлялась нелегальными средствами: специальными курьерами, через проводников и кондукторов пассажирских и товарных поездов. Почта доставлялась мне в Харбин, а я отправлял ее с дипкурьером дальше. Приезжали ко мне и со специальными поручениями многие товарищи из Читы и Владивостока.

Так, 26 декабря 1921 года по поручению Владивостокского горкома партии ко мне в Харбин с запиской от Н.Н. Бахвалова неожиданно приехала Мария Владимировна Сибирцева.

М.В. Сибирцеву я знал с начала 1919 года. Да и кто не знал эту энергичную женщину небольшого роста, худенькую, всю сотканную из нервов, с полными жизни, добрыми глазами. Организатор и руководитель Владивостокской прогимназии, она воспитала таких замечательных революционеров, как ее дети — Всеволод и Игорь. Я встречался с ней и после японского выступления 4—5 апреля, когда Всеволод Сибирцев, член Военного совета, вместе с Сергеем Лазо и Алексеем Луцким, был схвачен интервентами и белогвардейцами и зверски замучен. М.В. Сибирцева мужественно переносила горе.

Морщин и серебра в волосах у нее значительно прибавилось. Вскоре она потеряла второго сына. В бою под Хабаровском погиб Игорь Сибирцев. Она собрала всю свою энергию и волю и посвятила остаток своей жизни революции.

Мария Владимировна привезла записку от Н.Н. Бахвалова (Макса), в которой было всего несколько слов: «Сделай все возможное. Макс». Но одно то, что с этой запиской была командирована ко мне М.В. Сибирцева, говорило о значительности задания.

Я ясно представлял себе положение во Владивостоке, так как держал с облревкомом партии постоянную связь. В этот период письма шли ко мне за подписью «Макс». По этим письмам я знал, что председатель облревкома партии В.П. Шишкин в конце декабря уехал в Анучино (штаб партизанских отрядов) и что во Владивосток прибыл уполномоченный облревкома А.В. Слинкин. Я также знал, что подпольную партийную организацию во Владивостоке возглавил новый состав облревкома, куда вошли Н.Н. Бахвалов, В.А. Врублевокий (оба коммунисты с 1917 года) и А.И. Гущин.

— Что-нибудь случилось? — спросил я Марию Владимировну.

— Нет, ничего особенного, — отвечает она тихо, — обстановка во Владивостоке та же: репрессии, аресты.

Она сидела у моего стола, совсем маленькая, говорила почти шепотом. В комнате я был не одни.