Анна Алматинская - Минувшее

— Пока вас будут лечить в больнице, ремонт закончат и вы вернетесь в сухое помещение, ревматизм перестанет вас мучить. Хадича-апа тоже поправится, и мальчикам не будет угрожать болезнь. А Саодат я увезу с собой. — Она взглянула на сестру. Та вся зарделась радостью.

— А как же я? Кто за мной будет ходить? Хадича сама больна, — заволновался Рахман. Ему очень хотелось выдать замуж Саодат. Раима покачала головой.

— Вы все тот же… только о себе думаете. Саиду надо лечить. Худенькая она, бледная и кашляет. Надо о ней подумать. У вас пять сыновей, позаботятся об отце. Да в подлечат вас в больнице основательно. Но здоровье в ваших руках…

— А что надо делать? Буду все делать, дашь бы избавиться от этих мучительных болей.

— Я вам скажу правду, не обижайтесь. Если хотите жить, надо прекратить ваши кутежи. Алкоголь убьет вас.

Когда Раима говорила, Рахман со страхом смотрел в ее глаза.

— Умру я? Скоро конец?..

— С вашей болезнью благоразумные люди живут десять и двадцать лет, но они не употребляют алкоголя. Проживете и вы, а если будете пить, то через год семья осиротеет, — жестко сказала она.

Когда поужинали и выпили чай, Раима открыла чемодан и стала одаривать детей. Саодат не могла нарадоваться на платье из хан-атласа. Но вот Раима достала красивую теплую шаль и вручила ее Хадиче. Старуха прослезилась:

— Не забыла меня, джаным, спасибо! Ты столько сластен принесла и торт, дорого они стоят.

— Так сладости по обычаю — дастархан. А шаль носите на здоровье. Будете меня вспоминать.

— Буду, буду, доченька. Я и так не раз вспоминала.

— Вот вам подарок, отец. Только курите поменьше. — Она подала ему красивый портсигар. Поблагодарив дочку, Рахман полюбовался и открыл его. Там, кроме папирос, лежало немного денег.

— Как же так, доченька, — взволнованно и бессвязно бормотал он, — столько денег потратила на нас… Как сама без денег будешь?

Раима видела, что отец растерян и сражен ее великодушием. Чувство торжества шевельнулось в сердце…

— Хватит, я ведь в аспирантуре. Получаю достаточно. Муж работает. Живем-то мы скромно, экономим. Дом начали строить.

— Ох, доченька, права была твоя мать, когда требовала учить дочерей. Не хотел я не понимал, в чем сила человека…

— Вот она победа. Признал правоту матери. Понял.

— Ну прощайте! Лечитесь, боритесь за свою жизнь. А ты, Саодат, будь готова. Завтра отходит пароход. — Она распрощалась. Сестра и братья гурьбой пошли ее провожать до больницы.

Взошла луна, посеребрила все вокруг. С реки веяло прохладой. Длинные тени деревьев колыхались на освещенной дороге. Подошли к больнице. Прощаясь, Саодат прижалась к сестре и взволнованно сказали, обнимая ее:

— Как я счастлива, дорогая сестра! Ты, точно добрая фея из сказки, вдруг появилась и принесла нам радость, устроила нашу жизнь.

— Спасибо, дорогая сестра Раима! Большое вам спасибо за то, что приехали, порядок навели, жизнь нашу украсили. Мы будем вам писать. Не забывайте нас, — наперебой говорили братья.

Раима всех по очереди обняла, поцеловала. На душе у нее было светло и радостно.

Эту историю рассказал мне чекист с боевым прошлым — Николай Удилов, погибший в схватке с басмачами в 1924 году.

При первом же взгляде на высокого, стройного человека в кавалерийской шинели я поняла, что услышу много интересного. Его решительные движения, острый взгляд беркута, открытое, располагающее лицо под коротко стриженными чуть рыжеватыми волосами внушали симпатию.

В то время семья моя состояла из трех человек, и все мы, сидя за чайным столом и слушая его, были зачарованы. В следующий раз он принес мне переплетенную тетрадь старых приказов. На первой странице стоял гриф: секретно. Я прочла это слово и попыталась возвратить тетрадь.

— Я не имею права читать это.

Он широко улыбнулся, отводя мою руку.

— Не беспокойтесь. Читайте.

В этой тетради были приказы и распоряжения за подписью Веревкина-Рохальского и Врачева, обоих знал и уважал весь Узбекистан. Кроме приказов, там были снимки курбаши — злейших врагов Советской власти, а также галерея лиц, оказавших большие услуги революционным войскам. Материал был богатый, на целую серию интересных рассказов. Мне до, сих пор до боли жаль, что я не сумела сохранить эту тетрадь, и она разделила участь других ценных материалов и книг, оставленных мною в Минске. Как мне сообщили в свое время, все это погибло при налете фашистских стервятников на Минск.

Особенно сильное впечатление на меня произвел рассказ о трагедии затерянного в горной долине кишлака. Долго передо мной вставали картины прошлого и требовали права на жизнь в книге. И вот он, этот рассказ.

Хмуро сгрудились древние горы. Голые скалы мрачно нависли над тесным ущельем. Их вершины закрыты мохнатой шапкой черных туч. Казалось, первозданный хаос нагромоздил дикий камень, потом рассек его посредине, сделав узкий проход в долину ужаса, засеянную костями людей и животных.

Извивающейся змеей тянется военный обоз, громыхая по камням железными ободьями колес. Медленно вползает в роковую Байсунскую щель. Это место постоянных нападений басмаческих шаек. Жутко. За каждым камнем, кажется, таится опасность. Мрачна Байсунская щель, холодом смерти веет в ней. Люди и лошади насторожились. Все знают, была выслана разведка, нигде басмачей не обнаружила, но враг хитер и коварен.

— Не разговаривать, не курить… — был передан приказ. — Охране быть наготове!

Вдруг над головой что-то ахнуло и раскатилось в горах гулким эхом. Люди невольно вздрогнули. Лошади, прижав уши, всхрапнули. Мохнатая черная туча оскалилась огненно-красным зигзагом ослепительной молнии.

В запоздалой повозке двое: молодой белобрысый боец и смуглый стройный политрук отряда, только что очнувшийся от пароксизма малярии. Их задержало соскочившее колесо, и теперь они спешат догнать обоз, уже втянувшийся в ущелье. Гром оглушил возницу.

— Быть беде… Неспроста так громыхнуло. — Боец опасливо покосился вокруг.

— Тебе со старухами на бобах ворожить следует, а не воевать с басмачами. — Политрук усмехнулся, повернув смуглое лицо к заробевшему, ястребиным взглядом окинул простоватое лицо бойца. Сжимая в руках винтовку, спросил:

— Твоя заряжена?

— В порядке. Как было приказано. Теперь не страшно, с тобой, товарищ Алимов, а вот час назад, лежал ты в огневице, было боязно. Видать, полегчало тебе?

— Отпустила проклятая. Гони-ка коней быстрее!

Медленно выползал обоз из мрачного ущелья. Лошади храпели, косясь в сторону бездонного обрыва. Всадники растянулись цепочкой, опасливо поглядывая на скалы. Но вот горы снизились, туман, скользя на камнях, сползал в бездну. Хмурая щель раздвинулась, и обоз выполз в страшную Долину Смерти. Спустились вниз, остановились, поджидая отставшую повозку. Вот и она показалась на спуске, спешит. Да как не спешить? Мрачно в Долине Смерти. Холмики могил, кости животных и людей разбросаны среди каменных глыб.