Михаил Рицнер - Иерусалим, Хайфа – и далее везде. Записки профессора психиатрии

Жаботинский родился в Одессе, в возрасте 18 лет отправился в Италию и Швейцарию изучать юриспруденцию. Работал корреспондентом известных русских газет в этих странах. Жаботинский противился социализму, считая его противоречащим человеческой натуре 31 31 https://ru.wikipedia.org/wiki/Жаботинский,_Владимир_Евгеньевич#cite_note-13 . Государства Израиль могло и не быть, если бы не настойчивость Зеева Жаботинского, который был создателем регулярных вооруженных сил.

По мнению Жаботинского, борьба с арабами не противоречит требованиям морали, так как арабы имеют множество стран и государств, евреи же народ без страны и национального государства – следовательно, создание еврейского государства в Палестине справедливо вне зависимости от того, выгодно или невыгодно осуществление этой справедливости арабам. При этом Жаботинский выступал за предоставление арабам полного равноправия, но как национальному меньшинству в еврейском государстве и после того, как они согласятся с фактом существования этого государства 32 32 https://web.archive.org/web/20020831140658/http://www.tuad.nsk.ru/~history/Author/Russ/J/JabotinskijV/stena.html . Кстати, до сих пор арабы на это не согласны. Родство с Зеевом Жаботинским придавало Карни особую значительность, которая, однако, быстро улетучивалась в результате неформального и живого общения.

Профессор Гинат

В приемной директора восседала Илана – крупная женщина примерно 40 лет с красивым смуглым лицом и обаятельной улыбкой. Илана провела меня в средних размеров малопривлекательный мрачноватый кабинет. Он вмещал квадратный стол с десятком стульев вокруг. Профессор Игаль Гинат выглядел среднего роста грузным мужчиной с крупной головой на короткой шее, лет на десять старше меня. Его живые глаза, коротко подстриженные усы и лицо светились приветливой дежурной улыбкой. Игаль был немногословен, не задавал много вопросов, очевидно зная обо мне все, что ему было нужно, говорил тихо, но на вполне понятном мне иврите.

– В больнице есть свободная ставка старшего врача, на которую уже есть один кандидат, – сообщил Гинат после обмена приветствиями, нарочито медленно выговаривая слова. – Я хочу пригласить тебя участвовать в нашем неформальном конкурсе. Врачи больницы хотят выбрать одного из двух кандидатов после того, как вы прочитаете свои лекции.

Гинат сделал паузу, давая время переварить сказанное, посмотрел на меня оценивающим взглядом психиатра и продолжил:

– Нам нужен доктор, который смог бы оживить научную работу в клинике. Я впечатлен внушительным списком твоих публикаций. А каковы твои планы?

– Я привык сочетать клиническую работу с научными исследованиями и преподаванием в университете, но пока я не знаю, как у меня здесь получится, – ответил я, наблюдая за маловыразительным лицом Гината.

– Это не сложно, если есть подходящие научные идеи и квалификация, – резонно заметил директор.

– В таком случае я могу прочитать лекцию, если Карни будет переводить меня с русского языка. Желательно донести содержание лекции, а не смущать врачей легким ивритом, – сказал я, вернув беседу к главной теме.

– А о чем будет лекция?

– Например, о генетике шизофрении и биполярного заболевания. Моя лаборатория занималась этой темой последние десять лет. В лекции будут представлены неопубликованные данные, ну и обзор литературы, естественно. Надеюсь, что докторам будет интересно.

– Безусловно. Так и договоримся, – сказал Игаль, удовлетворенно улыбаясь в свои усы. – Если у тебя есть время, Карни покажет тебе нашу больницу.

– Спасибо, с удовольствием посмотрю.

Игаль Гинат (Yigal Ginath) родился в Хайфе в 1936 году. В 1954 году он вступил в бригаду «Нахаль» и был одним из десантников, легко раненных во время боевых действий. Во время Шестидневной войны Игаль был врачом и лечил раненых солдат. Во время войны Йом-Киппур он командовал полковой медицинской ротой. Игаль окончил специализацию по психиатрии в больнице «Тальбие», где работал стажером, завотделением, а затем директором больницы. Десять лет (с 1978 по 1988 год) он руководил Центром психического здоровья в Беэр-Шеве. В «Тальбие» он создал отделение реабилитации, старался связать динамическую психиатрию с научной медициной. Став пенсионером, он делит свое время между реабилитацией больных, психиатрической практикой, психотерапией и преподаванием в Еврейском университете.

Предварительные сведения о «Тальбие» мне определенно понравились: больница принадлежала больничной кассе «Клалит» и находилась в центре города, в 15 минутах езды от моего дома. «Тальбие» была известна своим высоким академическим уровнем, на ее клинические конференции по средам приходили многие психиатры Иерусалима из других больниц. «Почему бы не попробовать, ведь я уже имею штатную ставку», – подумал я про себя. Действительно, терять мне было нечего.

Первым прочитал лекцию мой конкурент – иерусалимский д-р Барух Шапиро. Я на ней не присутствовал. Через неделю была моя очередь: лекция содержала основные результаты докторской диссертации и идеи для молекулярно-генетических исследований. Она продолжалась 55 минут с переводом, хотя временами я переходил на английский; затем было много вопросов. В зале присутствовало более 40 врачей, и судя по вопросам, они были весьма осведомленными в проблеме.

Я не знаю, каким образом выбирали между нами, но две недели спустя пришло официальное письмо о приеме меня на работу старшим врачом в «Тальбие». Я вновь встретился с Гинатом и дал согласие принять предложенную ставку, чему способствовали два обстоятельства: высокий авторитет больницы и ее близость к дому. К моему удивлению, Игаль предложил мне свободный режим работы на первые полгода: приходить в больницу два-три раза в неделю, поработать в университетской библиотеке и дома над научным проектом. Я вежливо отказался, сказав, что сначала надо стать старшим врачом, а затем – все остальное. От меня не укрылось, что профессору понравился ответ и мое намерение подтвердить клиническую квалификацию врача-психиатра.

Психиатрическая больница « Тальбие » была маленькой, всего 130 коек, она имела приемное отделение, поликлинику и несколько стационарных отделений: острое, или закрытое; психогериатрическое; подростковое и реабилитационное; дневной стационар и «хроническое» отделение. Директор направил меня в закрытое отделение, которым заведовала д-р Римона Дурст, там же работала и д-р Карни Рубин. Именно в этом самом активном отделении больницы можно было с равной вероятностью себя показать либо провалиться.

Конкурс в Беэр-Шеве

В «Тальбие» меня приняли без формального конкурса. Хлопоты, связанные с переходом в «Тальбие» и переездом на новую квартиру, оттеснили в моей голове будущее участие в конкурсе на должность заведующего отделением в психиатрической больнице Беэр-Шевы. Участие в конкурсе с легким ивритом казалось мне авантюрой. Я полюбил Иерусалим и не хотел его оставлять. Однако я обещал профессору Белмекеру, и было бы недостойно «заболеть» и не участвовать. Все эти мысли актуализировались с получением письма – приглашения на конкурс государственной комиссии 26 декабря 1990 года.