Владимир Хомичук - Муха

Из моего офиса видна площадь Старого города, по которой прогуливаются люди. Вот идет пожилая пара, взявшись за руки. В их жестах и мимике читаются любовь, доверие и забота. Хотел бы я быть на месте этого мужчины и нежно придерживать за локоть Алину? Нет, ее нет, однозначно.

Почему-то всплывает в памяти ресторан в Троицком предместье. Группа студентов празднует свадьбу. Жених и невеста – мои однокурсники. Их всегда, даже среди друзей, называли по фамилиям, как будто имен и не существовало. Горовой и Гебекова. Так и прозвали в шутку будущую семейную пару – ГГ. А я для острастки говорил: «Гы-Гы». Горовой решил последовать какой-то там традиции и внести невесту в ресторан на руках. Дело обстояло нарочито торжественно до тех пор, пока у самого входа он не покачнулся и не уронил Гебекову в осеннюю лужу. Мне в лицо прилетели жирные капли грязи. Все бросились помогать Гебековой и ее белому платью. Ко мне подошла девушка с черными глазами-бусинками и забавными кудряшками того же цвета, протянула платок.

– Вытрись, а то смешной такой.

– Спасибо, – благодарно выдавил я из себя, – тебя как зовут?

– Эльвира, – ответила фея, улыбнулась озорной детской улыбкой, добавила: – Эля, – и умчалась к незадачливой паре, выбиравшейся из казуса.

После застолья, как принято, были объявлены танцы. Я танцевать любил, но не умел. Танцевал иногда один, тайком закрывшись в комнате общежития. Кое в чем преуспел, но комплексовал и стеснялся. Так что остался сидеть за столом, потом достал сигарету. Только собрался прикурить, как подскочила Эля – мой недавний ангел чистоты – и затараторила:

– Чего ты сидишь тут как истукан? Пойдем танцевать!

– Пошли, только я не очень спец в бальных делах.

– А я тебя сейчас быстро научу, ты просто скованность свою скинь и меня слушайся.

Я слушался. Эля вмиг взяла меня в оборот, подсказывала, ласково подсмеивалась, поправляла. Между посиделками, перекурами и «горько» мы протанцевали почти весь вечер вдвоем. В общежитие поехали вместе.

– У нас на этаже сегодня дискотека. Хочешь, закончим там наш урок?

– С превеликим. У меня уже сносно получаться стало.

– То ли еще будет!

– Так даже лучше, не хочу к себе на этаж. Там щас упьются все вдрабадан, потом драться полезут, как всегда.

– Нет, лучше танцевать.

– Факт.

Веселая была ночь. Утро не очень. Хотя…

– Эля.

– А?

– Что-то я плохо соображаю. Перепил немного.

– Зато танцевать научился.

– А как я у тебя в постели оказался?

– Проворно.

– Хоть не опозорился? Как мужчина…

– Нет, вел себя достойно.

– Тебе понравилось?

– Да, как и в первый раз.

– То есть?

– Олег, в этой комнате и в этой постели ты уже второй раз. Неужели ничего не помнишь о первом?

– ?

– Балда ты.

Мне интересно, но тяжело учиться в университете: множество предметов, домашние задания и это ужасное слово «сессия». Перебиваюсь с троек на четверки, но все-таки сдаю все экзамены. Везет же Олегу! У него сплошные отлично по всем предметам. Он говорит, что ему это легко дается: просто у него очень развита мгновенная память. Объясняет, что это хорошо и плохо. Хорошо, потому что может практически наизусть выучить тексты огромного объема, плохо же, потому что хранится накопленная информация недолго. То есть выученное таким образом не превращается в знания, а испаряется из головы сразу после экзамена. Поэтому все, что касается языкознания, он учит по-другому, основательно и скрупулезно, долго засиживаясь в библиотеке, фонотеке и кабинетах иностранного языка. Овладевает сразу тремя: двумя обязательными по программе – испанским и английским – и еще на курсы немецкого записался. Мне бы его память! Хоть и краткосрочную: для всей этой ерунды типа научного материализма да истории КПСС. А то голова уже кругом идет от зубрения, некогда даже чем-то серьезным заняться. Например, подумать о замужестве. Уже пора, а то запрут после универа в какую-нибудь забитую деревню, буду там куковать как дура. Надо забеременеть! И не понарошку, как Машка талдычит, а по-настоящему. Рикардо исчез навсегда, скотина. А к Олегу в последнее время я испытываю что-то большее, чем прагматическую привязанность. Я ребенка от него хочу, мне дети очень нравятся, мечтаю о воспитании собственного сынишки. Буду любить его бесконечно, оберегать неистово, заботиться о нем безоглядно! И замуж выйду, Олег же теперь партийный…

Вчера позвонила Алина и объявила об очередной беременности. Их уже много было, я и со счета сбился, но тут, похоже, все реально. Без подвохов.

Пора тебе задуматься, брат.

В принципе, она мне нравится. Алина, несмотря на некоторые свои недостатки или ограниченность, наверняка будет хорошей матерью. Это заметно, она всегда удивительно преображается в присутствии маленьких детей, у нее даже речь меняется, она не скатывается в сюсюканье, а, наоборот, говорит более правильно, с отчетливой артикуляцией и предупредительной, заботливой интонацией. Улыбается искренне, красиво.

Какое чувство я испытываю к ней? Можно ли его назвать любовью? Не знаю… Нежность, симпатия? Да. Доверие? Вряд ли. Страсть? Куда там. Послушай, уже одно то, что ты задаешь себе такие вопросы, напрочь отвергает наличие любви. Любовь, наверное, исключает всяческого рода сомнения.

А с другой стороны, она говорит, что врачи предупреждают о недопустимости аборта на этот раз. Да и жаль ее, честно говоря, ведь не без казусов, но дождалась меня из армии, всегда была рядом, старалась помочь как могла. И потом, все вокруг знают, что мы встречаемся. Нехорошо будет бросить ее сейчас, не по-мужски как-то. Позвоню-ка я Копачу, он старше меня, да и ловелас еще тот. Может, присоветует чего-нибудь.

– Привет, Юра!

– Здорово, Олежек! Только не говори, что собираешься жениться и хочешь пригласить меня на свадьбу.

– А… как ты догадался?

– Голос у тебя траурный, такой только после серьезного залета бывает.

Все, приехали, надо назначать день свадьбы и приглашать всех остальных друзей.

Скоро мне исполнится пятьдесят шесть лет. Олег, будь он рядом, тут же бы пошутил в своей манере: «Не пятьдесят шесть, а пятьсот шестьдесят», – сказал бы, улыбаясь. Были у него такие шуточки с намеком, но произносил он их беззлобно. Да, постарела я, конечно, и выгляжу не очень привлекательно. С годами никто не хорошеет. Вот смотрю я на Вовку, и порой мне кажется, что совершенно напрасно я так поступила с его отцом, нельзя добивать раненых или безнадежно больных людей. Наверное, это очень немилосердно. Но, с другой стороны, он относился ко мне с не меньшей жестокостью. Не подберу другого слова, ведь изменять женщине, с которой живешь, законной жене и матери твоего ребенка – разве это не жестокосердие?