Грэм Робб - Жизнь Бальзака

За год до того, как Бальзак произнес предсказание, распалась еще одна коалиция. 12 мая 1839 г. либеральные фракции увидели удобный момент для мятежа. Мятеж был жестоко подавлен, а одного из главарей, А. Барбеса, приговорили к пожизненной каторге. Бальзак был потрясен тупостью правительства и написал черновик на удивление подстрекательского письма якобы от имени образованного крестьянина после его поездки в Париж: «Все заканчивается выстрелами, а выстрелы заканчиваются казнями. Тот, ради кого все это делается (Луи-Филипп. – Авт. ), мог бы воздержаться от повторения». Малоизвестное «Письмо Жана Фету», которое так и не было опубликовано 889, показывает личное отношение Бальзака к событиям, почти незаметное в его романах: ощущение социальной несправедливости, возникшее при виде бедности, упадка и насилия властей. Тот же посыл содержится в статье «О рабочих» (Sur les Ouvriers), которая была напечатана: «Если правительство спускает пар на массы, невозможно утверждать, что массы не правы». Правительство создало богатую питательную среду для врагов общественного порядка; все напоминает последние дни Римской империи, писал Бальзак, только на сей раз интеллигенция встала на сторону варваров. В 1840 г. он вспоминал, как осматривал венецианские трущобы. По сравнению с трущобами современного ему Парижа они показались ему верхом роскоши: «В Париже 10 тысяч мансард под цинковыми крышами; жильцы платят за них сто или двести франков в год, хотя они того не стоят, и там вынуждены жить многие талантливые люди… Какой бы поднялся шум, если бы так обращались с заключенными! Цивилизация двулична. Она хочет быть варварской, но лишь втайне» 890.

Свою точку – варвар поддерживает аристократические идеи – Бальзак выражал на самом деле довольно откровенно. Правда, средства исцеления, которые он предлагал перед 1842 г., можно считать в высшей степени спорными. В целом же для такой позиции в политике того времени не было места. Будучи писателем, который производил товар, чья неотъемлемая ценность отвергалась теми, кто контролировал рынок, Бальзак понимал, что обе стороны запутались в собственной идеологии. Как только политика – через газеты – начала влиять на его повседневную деятельность, его профессиональная жизнь неизбежно стала формой протеста, демонстрацией того, что политическая корректность – все равно, правая или левая – не имеет почти никакого отношения к истинной справедливости.

Все стало ясным до нелепости через некоторое время после того, как Бальзак подружился с Арманом Дютаком, редактором левой газеты «Век». У либералов он нашел то же самое стремление подавлять. Литературный редактор газеты, Луи Денуайе, написал ему в декабре 1839 г. по поводу его сатирического наброска о нотариусе. Нотариусов Бальзак назвал «типом людей, чей успех всецело зависит от их бездарности»: «Мы с Дютаком считаем, что публиковать ваш очерк о нотариусах опасно, так как среди подписчиков нашей газеты очень много нотариусов». Бальзаку пришлось испытать на себе все прелести «демократической цензуры». Каждая страница, которую он присылал, внимательно просматривалась на предмет бранных слов: «Либералы-пуритане, которые выпускают “Век”… имеют сомнения по поводу нравственности, поэтому они разрушают дворец архиепископа; это до того по-идиотски, что даже смешно. Они боятся слова “грудь” и уничтожают мораль. Они не хотят печатать слово “сладострастие”, зато стремятся ниспровергать общество».

В высшей степени политизированная атмосфера постепенно толкала Бальзака на самый правый фланг. Поскольку он защищал основные права пролетариата, споры о его истинных взглядах продолжаются по сей день. Однако дискуссия о мировоззрении Бальзака лишь запутывает добросовестного читателя. Замешательство вызывают не столько противоречия самого Бальзака, сколько неубедительность политической терминологии как средства для описания общества. Вот почему великая «сцена политической жизни» того периода, «Темное дело» (Une Ténébreuse Affaire), не является упражнением в идеологическом затачивании топора, но служит яркой иллюстрацией – «хотя и восстающей против организованной силы» – борьбы интеллигенции против ханжества, замаскированного под политическую дальновидность.

Когда Бальзак вернулся из путешествия по Сардинии, моральные устои были недостижимой роскошью. Ему нужен был путь напрямик. Кратчайший путь он нашел удобной прелюдией как к своей политической карьере, так и к карьере драматурга.

С начала 1830-х гг. он переписывал из газет изречения Наполеона. У него возникла блестящая мысль продать их все «бывшему шляпнику, который стал важной шишкой в своем округе (arrondisement)». «Шляпником» был некий Годи, который хотел «получить Крест Почетного легиона – и получит его, если посвятит книгу Луи-Филиппу» 891. Бальзак понимал, что такой замысел вполне осуществим: правительство стремилось повысить свою популярность, заигрывая с бонапартизмом многих граждан. Составленные Бальзаком «Изречения и мысли Наполеона», приписываемые Ж.-Л. Годи-младшему, в самом деле привели к желаемому результату. «Шляпник» получил награду, а сам Бальзак – 4 тысячи франков. Правда, сами изречения казались на удивление абсолютистскими даже для Наполеона. Причина заключалась в том, что Бальзак добавил к афоризмам Бонапарта несколько своих. Но, если даже Наполеон никогда не говорил, что монархия, как неравенство, – это принцип, «найденный в самой природе», ему следовало так сказать, и название книги в голове Бальзака означало, что он так и сказал. «Почему бы вам не заказать ее? – намекал он своей любимой покупательнице, Эвелине. – Вы купите одно из замечательнейших произведений нашего времени: философию и душу великого человека, плененного после долгих исследований вашим покорным слугой» 892.

Возможно, кому-то покажется легкомысленным поступком распространение книги, изданной с посвящением королю, которого Бальзак презирал. Однако неплохой способ заработать сочетался с возможностью косвенно подать совет Луи-Филиппу. Кроме того, книга помогает пролить свет на необычные политические взгляды Бальзака. Пьесы, которые он напишет в последующие годы, кампания за создание Общества литераторов, защита Себастьяна Петеля и основание еще одного журнала, «Парижское обозрение», – всю деятельность Бальзака вполне можно объяснить стремлением властвовать на литературной сцене, расплатиться с долгами и добиться торжества правосудия.

Сочетание благонамеренности и реформаторского пыла, в результате которых появились «Изречения…» шляпника, также очевидны в пьесах Бальзака, хотя оказались далеко не такими действенными: в последние десять лет его жизни они составят череду из мелких катастроф. Отчасти их даже исключили из истории французской литературы, потому что шли они плохо и давали мало сборов. Для биографа же пьесы так же интересны, как романы, а может быть, и больше. Любопытно проследить за тем, как Бальзак осваивает неизведанную территорию.