Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Наконец Бальзак добрался до Кальяри, откуда 17 апреля он должен был отплыть в Италию. Его поджидали дурные вести. Предприниматель из Генуи, который и вбил ему в голову мысль о поисках сокровищ, купил лицензию и создал товарищество с одной марсельской компанией. Рудники возродили; Иглесиас и теперь считается крупным горнодобывающим районом. Если бы Бальзак не проявил такого нетерпения, все могло бы сложиться по-другому. Возможно, он сколотил бы себе состояние, поселился в Италии, даже бросил писать…

Как ни странно, он не очень огорчился – отчасти потому, что он уже замышлял другую экспедицию, отчасти потому, что целью для него во многом была сама азартная игра. Он почти с облегчением думал о следующей трудной задаче: написании пьес. Но, когда он медленно возвращался домой через Италию, что-то произошло с его головой. У Бальзака не было ни перьев, ни бумаги; он очень страдал от жары. Он превратился в нелюдима, который сторонится новых знакомств. Единственное убежище он находил в комнатке с видом на парк в имении князя Порциа. Свой сороковой день рождения он встретил в Милане, вдали от дома. Он скучал по парижскому дождю, страдал под ясным голубым небом Италии… Биографы получили возможность мельком увидеть нетипичного, «небальзаковского» Бальзака: «Если я пробуду здесь еще две недели, я умру. Не могу объяснить почему, но это так. Хлеб, который я ем, безвкусен, мясо не насыщает, а вода лишь усиливает жажду. Воздух меня растворяет, и я смотрю на самых красивых женщин как на чудовищ».

Пришло письмо от подруги Эвелины, графини Тюрхайм, которую друзья называли Лулу. Она упоминала Эвелину. «Я сидел на лавке в кафе и пробыл там почти час, не сводя взгляда с Собора, завороженный внезапно вспомнившимся письмом, и все происшествия, которые случились со мной в Швейцарии, прошли передо мной во всей своей реальности и с мраморной белизной». «Там, 5 июня, в одиннадцать часов, я прожил целый год». Отголоски «Шагреневой кожи»… Настало время, не дожидаясь, пока он полностью растворится, вернуться в «этот оскорбительный город Париж с его типографиями и двенадцатичасовой изнурительной работой».

Бальзак вернулся в полном смысле слова; но жизнь, которую он возобновил летом 1838 г., была уже не такой, как прежде. Период охоты за сокровищами продлится еще примерно два года, и события того времени можно считать поверхностной деятельностью все более отчаивающегося человека. Время от времени Бальзак всерьез подумывал покинуть Францию под вымышленным именем и начать жизнь заново, подобно Вотрену, мечтавшему о новой жизни плантатора с двумя сотнями рабов 883. Возможно, за одной мечтой последовали другие.

В июле 1840 г. Бальзак предупредил Эвелину о новом замысле: «Наверное, я отправлюсь в Бразилию… я затеял безумное предприятие, которое выбрал именно из-за его безумия». Подробностей он не разглашал, и суть его замысла осталась неясной. Известны лишь две небольшие подробности. Во-первых, в повести, написанной тогда же, Бальзак употребляет довольно странное сравнение: «В то печально-веселое время еще существовали игорные дома, и в их недрах, твердых, как горные породы бразильских рудников…» 884Во-вторых, тогда из кругосветного путешествия вернулся художник Огюст Борже. Он все время переписывался с Бальзаком и Зюльмой Карро. В Южной Америке Борже познакомился с художником из Баварии, Иоганном Морицем Ругендасом, издавшим иллюстрированный отчет о своих бразильских приключениях. В 1835 г. его перевели на французский язык; возможно, именно книга Ругендаса вдохновила Бальзака на его «безумное» бразильское предприятие.

Ругендас приводит немало сведений, способных вдохновить потенциальных старателей. С мулом и одним рабом-африканцем «можно путешествовать по стране целый год, имея всего 500 пиастров». Во многих местах, особенно в горах Вила-Рика в провинции Минас-Жерайс, золота в избытке; никто еще не пытался отделить его от других минералов, и «как технология, так и законодательство там практически в том же состоянии, как когда эти места только открыли». Даже промывание золота в лотке по-прежнему остается делом прибыльным 885.

Легко представить, как Бальзак мечтает о жизни богатого рабовладельца, любуясь красивыми рисунками с изображением довольных шахтеров и самой Вила-Рики (современный район УроПрето), которая поднимается из джунглей, как Затерянный город. Что же удержало его во Франции? Может быть, воспоминание о приступе ностальгии, пережитом в Милане? Скорее всего, его удержало письмо от знакомого химика, с которым он консультировался, когда писал «Поиски Абсолюта». В ответ на его запрос о золотых рудниках в Колумбии химик писал: «Настоятельно рекомендую оставить эту затею… Испанская пословица гласит, что золотоискатели и старатели умирают безумцами, а их дети попадают в работный дом» 886.

Несколько попыток, предпринятых Бальзаком в поисках клада, в чем-то объясняют его необычное поведение, которое, возможно, не казалось бы таким странным, если бы он добился успеха. Надежда на золото заменяла ему веру, подобно старику Гранде и Гобсеку. Разница в том, что Бальзак мог превратить свою надежду в нечто совершенно другое и никогда не позволял средствам отвлечь его от цели. Человек, который отправлялся в экспедиции на край света, готов был рискнуть в последний раз и, выражаясь словами одного из самых преданных его читателей, не только истолковать мир, но и изменить его 887.

Известный парадокс последнего десятилетия творческой жизни Бальзака заключается в том, что чем больше он удалялся от общественной жизни, тем больше она влияла на его личную жизнь. Прежде, когда у него что-то не ладилось, легче всего было заподозрить, что он сам виноват в своих бедах. Теперь же таинственные связи протянулись между его творчеством и политическими событиями. Исторические события поистине начали играть роковую роль в жизни Бальзака.

Что случилось после того, как в 1830 г. к власти пришел Луи-Филипп? Все и ничего. Возникли и распались девятнадцать коалиций; Луи-Филипп остался на престоле; выросло поколение, которое увидело, что все важные посты в государстве уже заняты. В 1840 г., в «З. Маркасе» (Z. Marcas), Бальзак как будто предсказывает революцию, которая сметет буржуазную монархию в феврале 1848 г.: «Молодежь взорвется, как котел паровой машины. Во Франции у молодежи нет выхода, и в ее среде растет лавина непризнанных талантов, растут беспо койные стремления законного честолюбия; молодежь неохотно вступает в брак, сéмьи не знают, что им делать со своими детьми; какой призыв потрясет эти толпы – не знаю; но они ринутся на современный строй и опрокинут его. Существуют законы прилива и отлива, властвующие над поколениями; эти законы упустила из виду Римская империя в пору нашествия варваров» 888. Похоже, Бальзаку приятнее было отождествлять себя с поколением на десять лет моложе, чем со своими ровесниками. Подобно им, он вечно начинает жизнь заново, в долгах и безбрачии. Тем не менее, подобно своему герою, З. Маркасу, политическому гению, который отказывается служить правящей «посредственности», он догадывался, что его политические мечты никогда не осуществятся. Благодаря тревожному сочетанию чуткости и прозорливости он предсказал февральскую революцию 1848 г.; и он заранее знал, что лично для него революция станет катастрофой.