Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Впоследствии оказалось, что распоряжение Эдхема-паши не было приведено в исполнение.

Через несколько дней по прибытии в Фарсал, по просьбе г-на Кондо, я отправился с помощником управляющего и одним конвойным в имение «Вриссия» с целью его осмотреть. Это поместье находилось верстах в 8 от Фарсала по Домокосовской дороге. Имение очень богатое, масса хозяйственных солидных построек вокруг дома, громадные конюшни и сараи, скотные дворы – все это свидетельствовало о том, что имение было в большом порядке.

Когда я подъезжал, два албанца стреляли в небольшую кучку свиней, которые паслись во поле, а во дворе несколько турок у амбара всыпали оставшийся ячмень в мешки и нагружали на ослов; в саду же в кустах турки ловили цыплят, причем у одного из них уже было связанных до 11 штук. Я обошел весь дом, над которым еще развивались остатки русского флага, но который внутри был совершенно разорен: все было переломано, портреты изорваны, одним словом, не было ни одной целой вещи во всем доме, а внизу все полы были переломаны (очевидно, турки искали денег). В хозяйственных постройках, в амбарах не оставалось ничего, кроме небольшого количества ячменя и барашковых шкур. На скотных дворах и конюшнях было пусто. Церковь подверглась поруганию и представляла собой ужасный вид: образа прострелены и проколоты, все выворочено, церковные книги валялись изорванные вместе с костями из разрытых могил – картина поистине ужасная. В фруктовом саду, где я увидал остатки пасеки, не оставалось целым ни одного улья. Картина разорения полная – даже многие плуги и сельскохозяйственные машины были исковерканы.

Не прошло и двух дней после моего посещения «Вриссии», как дом подожгли со всех сторон, и он весь сгорел вместе с прилегающими постройками, остались одни голые стены.

Таким образом, последнее, что оставалось, и то погибло, увеличив тем самым и без того громадные убытки нашего вице-консула.

г. Константинополь

1 июля 1897 г.

По просьбе директора фессалийской железной дороги г. Кирико, доверенного лица г. Маврокордато, я посетил в середине мая сего 1897 года имение сего последнего «Каралар» в сопровождении одного из служивших на железной дороге лица, знакомого с окружавшей местностью и самым имением.

Я нашел имение г. Маврокордато в полном разорении. Первое, что мне бросилось в глаза, это сожженный и разрушенный до основания дом и рядом сожженная церковь. Следов кощунства в церкви не было видно, так как от пожара уцелело только четыре стены. Обойдя эти обгорелые остатки, я направился к хозяйственным постройкам – здесь следов пожара не было видно, но все решительно было разграблено. В амбаре, находившемся недалеко от дома, все двери были выломаны и он был совершенно пуст, – в полу в одном из отдельных зданий оказалось отверстие, видно было, что лица, грабившие дом, искали деньги, но вместо них нашли одни сельскохозяйственные книги, которые изорванные и валялись тут же. Далее шли громадные склады вина – вина в бочках не оказалось, а сильный винный запах и лужи вина на земле свидетельствовали о том, что бочки были умышленно раскрыты или поломаны. Конюшни и скотный двор уцелели, но были пусты, я заметил в них всего штук 5 волов и одну корову, принадлежали они г-ну Маврокордато или же были приведены войсками кавалерийской дивизии Сулеймана-паши, занимавшего в то время местечко «Каралар», узнать я не мог. По всему скотному двору видны были раскиданные внутренности скота и несколько убитых кабанов и свиней.

Все остальные постройки если не сгорели, то свидетельствовали о следах грабежей. Все, что было годное к чему-нибудь, очевидно, было унесено, все остальное изломано и перековеркано. Единственное, что, по-видимому, уцелело, это большой паровик-самоход для молотьбы хлеба. Ни одной души во всем имении я не нашел, кроме солдат кавалерийской дивизии. Я сделал визит Сулейману-паше, от него я мог только узнать, что он прибыл с своей дивизией шесть дней тому назад и нашел все в таком виде, в котором оно находилось при моем посещении. Сулейман-паша мне сказал, что получил депешу от Эдхема-паши, чтобы охранить имение Каралар от разграбления, но исполнить этого он не мог, так как всё было разграблено до его прихода, о чем он и телеграфировал Эдхем-паше. <���…> [445]

В четверг 10-го июля мы оставили Бешикташ, провожаемые местным турецким начальством и всей прислугой, которой я раздал на чай из сумм Красного Креста 900 франков. Его величество султан оказал нам еще последнее внимание, предоставив нам свои базар-каяки, [446]чтобы отвезти нас от пристани в Долма Бахче на пароход Русского общества «Королева Ольга».

В 10 часов утра отряд наш вступил на пароход «Королева Ольга» – на тот самый, который почти три месяца назад привез нас из Одессы в Константинополь. Врачи и сестры были очень рады возвращению в Россию, одно только сокрушало нас – мы должны были оставить в больнице больную тифом старшую сестру отряда Л. К. Пиварович; к счастью, ей было тогда уже лучше, и мы надеялись, что она скоро сможет вернуться в Россию.

Офицеры «Донца», во главе с командиром, турецкие врачи и многие другие лица прибыли на пароход с пожеланием нам счастливого пути.

В 11 часов утра наш пароход поднял якорь и по выходе из Золотого Рога стал входить в Босфор. Послышалось громкое «ура!», на которое мы отвечали. Это команда «Донца» приветствовала нас, когда мы поравнялись с ним.

Мы прекрасно дошли до Одессы, с нами возвращался в Россию и отряд Красного Креста, работавший в Афинах, во главе со своим уполномоченным доктором Тилле. Мы с радостью встретили наших собратьев, с которыми и совершили весь путь от Константинополя до Одессы. По этому поводу я послал депешу королеве эллинов и получил от ее величества в Одессе очень милостивый ответ.

В Одессе мы оставались до вечера. Касперовская община сестер милосердия вновь гостеприимно приютила наших сестер, пока я делал распоряжения для нашего дальнейшего следования. Тут мы расстались с главным нашим врачом И. П. Лангом. Никому и в голову не приходило, что в нем уже сидела зараза тифа и что мы прощаемся с ним навсегда.

За несколько дней до отъезда из Константинополя он почувствовал недомогание, но так как состояние его вообще не представляло никаких опасений и никаких признаков тифа заметно не было, он и выехал вместе с нами из Одессы, где жил его отец, у которого он и остался. К несчастью, болезнь оказалась тифом и бедный Иван Петрович не вынес его, проболев у своего отца четыре недели, скончался, к великому нашему горю.

В Одессе удалось отправить весь груз с почтовым поездом прямым сообщением, а самим выехать с курьерским в 9 часов вечера. Нам предоставили отдельный вагон 2-го класса, так что мы ехали с большим удобством. В Киеве я воспользовался свободным временем и с врачами и сестрами посетил Владимирский собор и Лавру, где мы приложились к чудодейственной иконе и осмотрели Ближние пещеры.