Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

16-го было открытие дворянского собрания; перед выборами и потом в течение нескольких дней все были разные празднества в честь дворян. Великий князь в сопровождении всей своей свиты приехал на открытие и сказал очень хорошую речь, к сожалению, она у меня не сохранилась. Было очень интересно и торжественно, все хоры были полны – все семьи дворян. Не думал я тогда, что и мне лет через 15 придется также открывать собрание в качестве губернатора.

17-го числа великий князь дал обед предводителям дворянства, я не был на этом обеде, так как был приглашен только дежурный, и обедал в этот день у Вельяминова и затем был в Малом театре, давали пьесу Островского «Дмитрий Самозванец». Очень было хорошо.

18-го была панихида по королеве Вюртембергской Ольге Николаевне; днем я делал визиты: был у Ржевских – это старинная московская дворянская семья, у них было три дочери, старшая серьезная, солидная, очень симпатичная, другие две еще легкомысленные; у Челищевых, он был начальником дивизии, была одна дочь, очень хорошенькая, но совершеннейшая кукла; у m-m Каншиной – очень она мне не понравилась, ни одного слова она не произносила без жеманства и весьма не талантливо красила себе веки; у баронов Бистром – муж и жена, детей у них не было. Она была очень симпатичная женщина; они постоянно давали вечера и балы для себя. Вечером после обеда великий князь поехал на бал к Веригиным с нами, лицами свиты. Его высочество был в гусарской форме, эта форма ему удивительно шла, и он был центром всеобщего внимания, к тому же он был в духе, был очень любезен со всеми и очаровывал своей простотой, с какою держался.

19-го я наслаждался вечером в Малом театре, давали «Таланты и поклонники» Островского. На другой день я ездил с Гадоном в две бедные семьи, чтобы, по поручению великого князя, отвезти им деньги в пособие. Сначала мы были у трех старых девиц Шульгиных, племянниц бывшего московского обер-полицеймейстера. Они буквально умирали с голоду, у них ничего не было. Больно было смотреть на их нужду. Великий князь прислал им от себя 100 рублей. Оттуда мы поехали в еще более грустную обстановку к Варенцовым. Семья состояла из старика отца, бывшего преображенца и камер-пажа покойной императрицы Марии Александровны в день ее свадьбы с Александром II, его жены и двух дочерей. Я познакомился с ним недели две перед тем, когда он приезжал ко мне с одной из дочерей просить моего содействия к определению дочерей на сцену, так как они обе получили драматическое образование. По просьбе великого князя одну определили в Малый театр, но ввиду отсутствия у нее таланта, сначала на немые роли на 25 рублей в месяц. Другую устроить не удалось. Через несколько дней по определении дочери на сцену, с отцом сделался удар, жена его, испугавшись, выбежав в другую комнату, упала мертвой, дочери чуть с ума не сошли от горя и отчаяния.

Когда мы приехали с Гадоном, то застали отца, лежащего в параличе на диване с компрессами, за перегородкой гроб с матерью, одна дочь в столбняке, другая не переставая рыдала. В доме ни гроша, и кругом всем должны. Великий князь прислал им с нами 200 рублей. Ужасно было тяжело говорить с отцом, который был уверен, что жена его лежит больная за перегородкой. Он сказал нам, что его жена тоже при смерти, что он соборовался и причастился вчера, а сегодня и жена его причастилась. Оказалось, что когда он услыхал пение панихиды, то ему сказали, что это привезли Иверскую и причащают его жену. Мы старались кое-как успокоить несчастных дочерей и уговорили их проехаться с нами до Иверской часовни помолиться вместе, на что они согласились, и эта поездка их как-то успокоила. Потом удалось нам собрать для них немного денег, которые пошли на похороны отца, несколькими днями пережившему свою жену.

В это время сезон был в полном разгаре. По случаю дворянских выборов у великого князя было два вечера для дворян, а в дворянском собрании бал. Вечера у великого князя сопровождались концертами. Их высочества были удивительно милы со всеми и гостеприимны; великая княгиня положительно всех очаровывала как своей красотой, при необыкновенной скромности, так и своей простотой и любезностью. Первый вечер был в честь дворян Московского уезда, составлявших почти половину всех съехавшихся в Москву дворян; второй вечер для дворян остальных уездов. Кроме дворян, были приглашены также высшие военные и гражданские чины.

Программа концерта в первый вечер была следующая:

1. «Узник» А. Рубинштейна (г-н Трезвинский);

2. Дуэт из оперы «Пиковая дама» Чайковского (г-жи Дейша-Сионицкая и Звягина);

3. Рассказ о Граале из оперы «Лоэнгрин» Вагнера (г-н Преображенский);

4. «И ночь, и любовь, и луна» Давыдова (г-жа Дейша-Сионицкая);

5. Романс Чайковского (г-жа Звягина);

6. Пролог из новой оперы «Паяцы» Леонкавалло (г-н Прянишников);

7. «Здравствуй, Кремль», ария из оперы «Нижегородцы» Направника (г-н Преображенский).

Бал в дворянском собрании, данный депутатским собранием, напомнил мне большие придворные балы в Николаевском зале Зимнего дворца. Было удивительно красиво и изящно. Великий князь был в белом ментике л. – гв. Гусарского полка, который при его статной фигуре замечательно шел к нему, великая княгиня была изумительно хороша в белом бархатном платье с Екатерининской звездой. Когда они вошли в зал, музыка заиграла полонез. Проходили четыре раза; первый круг великий князь шел с женой, исполняющий обязанности губернского предводителя дворянства – с княгиней Трубецкой, великая княгиня – с губернским предводителем.

После полонеза великая княгиня, будучи в трауре по отцу, тотчас уехала, великий же князь оставался еще некоторое время, обходя залы и разговаривая с дворянами. Я оставался до конца бала и вернулся домой около 5-ти утра, проведя время очень приятно, бал был очень оживленный, только жара была нестерпимая от нескольких тысяч свечей, освещавших огромную залу – электричества тогда еще не было.

Очень курьезный случай у меня произошел с неким Болотовым, который на этом балу подошел ко мне с просьбой достать ему приглашение на вечер к великому князю. Он очень удивился, когда я ему сказал, что, к сожалению, я никак не могу этого сделать, так как он не принадлежит ни к московскому дворянству, ни к московскому обществу, в честь коих предназначен ближайший вечер. Он мне ответил, что раньше, при князе Долгоруком, было проще, дашь швейцару рубль и получишь приглашение. «Что ж, попробуйте», – сказал я и отошел от него.

В начале февраля я проболел несколько дней горлом, простудил его, возвращаясь от Шуваловых после обеда. Был сильный мороз в 26º, и я пошел домой пешком быстрым шагом, очевидно, надышался морозным воздухом. Выздоровел я как раз к масляной неделе и мог поэтому участвовать на всех вечерах, обедах и балах, которыми была полна вся неделя. Первый бал на масляной был у командующего войсками Костанда, жена его, милейшая Агафоклея Александровна, всем решительно говорила такие любезности, что все были уверены, уезжая, что она этот бал давала специально для них. Среди балов было и два спектакля, один у Веригиных, другой – у Самариных, в их чудном особняке на Поварской. Спектакль Веригиных прошел посредственно, давали две сцены из «Царя Бориса»: в келье царицы Марфы и когда умирает принц Датский. Лучше всех играл доктора милейший А. П. Тучков. Затем была французская пьеса «Le caprice», [275]довольно скучноватая, чересчур длинная. Жеребцов играл хорошо, сама же хозяйка, M-me Веригина, неважно и еще с плохим французским выговором. У Самариных, напротив, спектакль сошел замечательно хорошо. Он был два дня подряд, во вторник и среду. Московское общество было разделено, в среду была молодежь, и мы, адъютанты, получили приглашение на этот день. Великий князь был приглашен во вторник, а так как я в этот день был дежурным, то мне посчастливилось, и я присутствовал на спектакле два дня подряд.