Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

Обратимся к биографии реального Острополера. Цадик Тульчинский страдал черной меланхолией, и Гершеле удавалось его развлечь и развеселить. Кроме того, рабби Борух испытывал приступы беспричинного гнева, а Гершеле его за это порицал, выставляя его поступки в смешном свете. И однажды, согласно преданию, хасиды цадика сочли одну из гершелевых острот донельзя оскорбительной. Они сбросили Гершеле с лестницы, и тот от полученных ран скончался.

А теперь несколько слов о рабби Борухе Тульчинском. Известен он, в частности, тем, что когда рабби Нахман из Брацлава подвергся жестоким гонениям со стороны лидеров прочих хасидских общин, Тульчинский, бывший горячим сторонником рабби Нахмана, от своего племянника отвернулся и перешел на сторону гонителей. И, поведав о своих занятиях похождениями Острополера, рассказчик дал понять, что раскрыл истинный облик рабби Моталэ — это сам покойный рабби Нахман из Брацлава.

Оттого стены комнаты каменные и похожа она на морг — это склеп. А пуста комната, заполненная множеством людей, оттого, что на самом деле их здесь нет — все они мертвецы.

Рабби Моталэ рассказчика прекрасно понял и, передавая его попечению своего помощника реба Мордхе, сказал:

«пусть он радуется тому, что он жив, о не мертв».

Мысль о том, что местечковые евреи на самом деле мертвы, посетила Бабеля еще во время написания дневника — 6 июля 1920 года:

«въедаюсь в жизнь, прощайте мертвецы »

«Я счастлив, огромные лица, горбатые носы, черные с проседью бороды, о многом думаю, до свиданья, мертвецы.

Лицо цадика, никелевое пенсне.

— Откуда вы, молодой человек?

— Из Одессы.

— Как там живут?

— Там люди живы.

— А здесь ужас. Короткий разговор. Ухожу потрясенный».

В новелле этот мотив стал сюжетообразующим.

Но рабби Нахман из Брацлава не единственный герой «житомирского цикла». Вот его сын:

«Он курил и вздрагивал, как беглец приведенный в тюрьму после погони. Оборванный Мордхэ подкрался к нему сзади, вырвал папиросу изо рта и отбежал ко мне.

— Это сын рабби, Илья, — прохрипел Мордхэ и придвинул ко мне кровоточащее мясо развороченных век, — проклятый сын, последний сын, непокорный сын…

И Мордхэ погрозил юноше кулачком и плюнул ему в лицо».

В субботу категорически запрещено зажигать огонь, и курением своим сын рабби демонстративно святотатствует — оскверняет субботу. В дальнейшем, в новелле «Сын рабби», мы узнаем, что на момент осквернения субботнего ритуала юный Илья Браславский уже состоял членом РКП(б). Так он атеист?

Не всякого, преступившего заповедь, следует причислять к безбожникам. В вещах Ильи Браславского рассказчик отыскал два портрета — Ленина и Маймонида, знаменитейшего еврейского экзегета. И, значит, сын рабби совмещал (стремился совместить) идеалы коммунизма с верой. Какой верой?

Рабби дал сыну имя Илья. Но в среде хасидов оно было практически табуировано, поскольку ассоциировалось с Виленским Гаоном (мудрецом) Элиягу Залманом (1720–1797), великим и непримиримым врагом хасидизма.

И Бабель об этой истории был прекрасно осведомлен — см. в новелле «Эскадронный Трунов»:

«Большая площадь простиралась налево от сада, площадь, застроенная древними синагогами. Евреи в рваных лапсердаках бранились на этой площади и в непонятном ослеплении таскали друг друга. Одни из них — ортодоксы — превозносили учение Адасии, раввина из Белза; за это на ортодоксов наступали хасиды умеренного толка, ученики гусятинского раввина Иуды. Евреи спорили о Каббале и поминали в своих спорах имя Илии, виленского гаона, гонителя хасидов…

— Илия, — кричали они, извиваясь, и разевали заросшие рты.

Забыв войну и залпы, хасиды поносили самое имя Илии, виленского первосвященника».

Нужно ли понимать это так, что рабби Моталэ, давший сыну имя Илья, и сам сын рабби тайно тяготеют к ортодоксальному иудаизму?

Едва ли, припомним отказ от культа субботы и знаменитую заповедь другого законоучителя:

«суббота для человека, а не человек для субботы; посему Сын Человеческий есть господин и субботы» (Мк 2:27–28).

Кто же они — рабби Браславский и его сын?

До выхода книги «Конармия» обе новеллы («Рабби», «Сын рабби») были опубликованы дважды и одним блоком {270} . Что вызывает некоторое недоумение: значительная часть новеллы «Сын рабби» повторяет новеллу «Рабби». Но те, кто читал обе новеллы подряд, в таком напоминании ничуть не нуждались. Эта газетно-журнальная композиция объясняется, видимо, тем, что Бабель видел в новеллах диптих, одна часть которого не существует без части второй.

Но публикациями дело не исчерпывается — существует еще и рукопись, которая дает ответ на некоторые вопросы.

Например, в одесских «Известиях» публикация датирована: «Бердичев, сентябрь 1920». Журнальная и книжная версии текста датой не снабжены. А в рукописи мы читаем: «Киверцы, сентябрь, 1920» {271} . Где правда? В рукописи! Откроем дневник:

«12.9.20. Киверцы

Утром — паника на вокзале. Артстрельба. Поляки в городе. Невообразимое жалкое бегство, обозы в пять рядов, жалкая, грязная, задыхающаяся пехота, пещерные люди, бегут по лугам, бросают винтовки, ординарец Бородин видит уже рубящих поляков. Поезд отправляется быстро, солдаты и обозы бегут, раненые с искаженными лицами скачут к нам в вагон, политработник, задыхающийся, у которого упали штаны, еврей с тонким просвечивающим лицом, может быть, хитрый еврей, вскакивают дезертиры с сломанными руками, больные из санлетучки.

Заведение, которое называется 12-й армией. На одного бойца-4 тыловика, 2 дамы, 2 сундука с вещами, да и этот единственный боец не дерется. Двенадцатая армия губит фронт и Конармию, открывает наши фланги, заставляет затыкать собой все дыры. У них сдался в плен, открыли фронт, уральский полк или башкирская бригада. Паника позорная, армия небоеспособна. Типы солдат. Русский красноармеец пехотинец — босой, не только не модернизованный, совсем „убогая Русь“, странники, распухшие, обовшивевшие, низкорослые, голодные мужики» {272} .

В новелле порядок действий изменен — вначале сказано о 12-й армии:

«И вот третьего дня, Василий, полки двенадцатой армии открыли фронту Ковеля. В городе загремела пренебрежительная канонада победителей. Войска наши дрогнули и перемешались. Поезд политотдела стал уползать по мертвой спине полей. И чудовищная Россия, неправдоподобная, как стадо платяных вшей, затопала лаптями по обе стороны вагонов».