Зеев Бар-Селла - Сюжет Бабеля

«Конечно, величайшее преступление истории, как бы второе распятие, уже не Богочеловека, а богочеловечества, заключается в том, что на кресте, знамении божественной свободы, распяли свободу человеческую. Но неужели Бакунин и Герцен решились бы утверждать, что в этом преступлении участвовал сам Распятый, что Христос желал людям рабства? <���…>

В первом царстве — Отца, Ветхом завете, открылась власть Божия, как истина; во втором царстве — Сына, Новом завете, открывается истина, как любовь; в третьем, и последнем царстве — Духа, в Грядущем завете, откроется любовь, как свобода. И в этом последнем царстве произнесено и услышано будет последнее, никем еще не произнесенное и не услышанное имя Господа Грядущего: Освободитель» {278} .

Рабби Моталэ — Отец — мертв.

Илья Браславский — Сын — умер, не оставив учеников… Хасиды…

«— В страстном здании хасидизма вышиблены уже окна и двери, но оно бессмертно, как душа матери. С вытекшими глазницами, хасидизм все еще стоит на перекрестке яростных ветров истории…

Так сказал Гедали» <���…> {279} .

Хасидизм бессмертен… В новелле «Гедали» герой горько сетует на настоящее и призывает чаемое грядущее:

«— Революция — скажем ей да, но разве субботе мы скажем нет? <���…> Да, — кричу я революции, <���…> но она прячется от меня {280} и высылает вперед одну только стрельбу…

Поляк <���…> злая собака. <���…> И вот его бьют, злую собаку. Это революция. Это замечательно. И потом тот, который бил поляка, говорит мне — отдай на учет твой граммофон, Гедали.

— Я люблю музыку, пани, — отвечаю я революции.

— Ты не знаешь, что ты любишь, Гедали, я стрелять в тебя буду и тогда ты узнаешь, и я не могу не стрелять, Гедали, потому что я революция…

<���…>

— Но поляк стрелял, <���…> потому что он контр-революция, вы стреляете потому, что вы революция, а революция это же удовольствие, это хорошее дело хороших людей; а хорошие люди ведь не убивают, — значит, революцию делают злые люди. Но поляки тоже злые люди. Кто же скажет Гедали, где революция и где контр-революция? <���…>

Мы не невежды. Интернационал, — мы знаем, что такое Интернационал. И я хочу Интернационала добрых людей. Я хочу, чтобы каждую душу взяли на учет и дали бы ей паек по первой категории. Вот, душа, кушай, пожалуйста, и имей от жизни свое удовольствие. Интернационал, пане товарищ, это вы не знаете, с чем его кушают…

— Его кушают с порохом, — ответил я старику, — и приправляют лучшей кровью…».

Два персонажа новеллы говорят о разных вещах. Политически грамотный рассказчик под словом «Интернационал» понимает Коммунистический Интернационал, а Гедали — вселенское братство добрых людей. Религиозное братство, говорящее «да» Революции и Субботе; короче — новый Завет, Грядущий, Третий…

Тем самым, Гедали указывает на свое место в окружении рабби Мотелэ — Дух Святой. Отчего он удостоился такой чести? Благодаря имени: гг??:} — «Бог велик». Разрушив в 586 г. до н. э. Иерусалимский храм, подавив восстания и уведя в плен сотни тысяч евреев, вавилонский царь Навуходоносор II назначил Гедалью бен Ахикама наместником Иудеи. Гедалья убедил оставшихся больше не бунтовать, а заняться земледелием и восстановлением разрушенных городов. В Иудею стали стекаться и многие бежавшие от вавилонян. Страна наслаждалась мирной жизнью, но недолго. Видя расцветающую страну, царь аммонитян Баалис организовал заговор. Гедалья был убит, а заговорщики перебили весь вавилонский гарнизон. Вавилоняне вернулись, истребили множество народа, а уцелевших угнали в плен. Так еще одна мечта о прекращении убийств рухнула под гнетом человеческой злобы и зависти.

А сказавший Субботе «нет» Илья Браславский, носивший в подсумке портреты Ленина и Маймонида и писавший стихи на языке Библии, тоже ошибся, приняв за Третий Завет ленинский III Интернационал:

«<���…> две толстогрудые машинистки в матросках <���…>, уперши в пол кривые ноги незатейливых самок, сухо наблюдали его половые части, эту чахлую, нежную и курчавую мужественность исчахшего семита».

Коммунистические жены-мироносицы равнодушно смотрят на голое тело умирающего Бога, бесплодное и обреченное, как и прожитая этим телом жизнь.

Революция не оправдала великих надежд. Но уже отобрала у любящего музыку Гедали граммофон. Претензия может показаться смешной, если б не была ответом Александру Блоку. Тот, написав поэму «Двенадцать» — манифест высшего, религиозного оправдания революции, в том же 1918 году напечатал статью «Интеллигенция и революция», в которой призвал:

«<���…> дух есть музыка. <���…>

Всем телом, всем сердцем, всем сознанием — слушайте Революцию!» {281}

И вот музыка кончилась.

В финале новеллы «Сын рабби» сказано:

«Он умер, последний принц среди стихов, филактерий и портянок».

Принц какой династии — чернобыльских хасидов?

Нет, потому что Отец Его — «Элоhейну мелех hа-олам»: «Бог наш, Царь Мира», а Сын Его — Царь Иудейский.

И новелла «Сын рабби», заключительная глава книги «Конармия», — это Новый Завет, как и было предсказано в «Переходе через Збруч».

В 1934 году рассказ «Аргамак» был опубликован в журнале «Новый мир» {282} , а в 1933-м стал заключительной главой «Конармии» {283} . И он не просто потеснил бывший финал — рассказ «Сын рабби», нет, он перевел «Конармию» в новый жанр — «роман воспитания».

Кроме того, Бабель продемонстрировал свое глубоко ненаплевательское отношение к жестоким упрекам в свой адрес, что, мол, боевую стезю он прокладывал «„на задворках“ Конармии» — в тылах и обозе {284} .

Содержание новой новеллы таково: рассказчик

«решил перейти в строй. Начдив поморщился, услышав об этом.

— Куда ты прешься?.. Развесишь губы — тебя враз уконтрапупят…».

Но рассказчик настойчив, поблажек не ищет и поэтому выбирает самую боевую дивизию — 6-ю, где начдивом был Тимошенко, а затем Апанасенко. Службу ему определили проходить в 4-м эскадроне 23-го кавполка. Все складывается чудесно, но одна беда — ездить верхом герой не умеет. А тут такая удача — вручили ему лошадь, жеребца по кличке Аргамак. Отобрали у Пашки Тихомолова, прежнего хозяина, за грехи (пленных офицеров без спросу шлепнул). Жеребец попался не простой — скакал особой казацкой рысью, с длинного растянутого шага внезапно переходя в бешеный карьер.

Ох, и намучился с ним наш герой!.. То вырвется жеребец из рядов, то завезет неведомо куда, бывало и в расположение врага… Да и жеребцу было не слаще: спина от расхлябанной посадки неумелого седока превратилась в сплошную рану, сбитые ноги распухли, а сам отощал…