Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

А вам он нужен?

Нет. Когда мне приходится выходить на публику и держать внимание многолюдного зала, самое большое удовольствие за вечер — уйти со сцены, сбросить с себя все взгляды, уйти в свою гримерку, надеть пальто и выйти из зала.

Дома — да. Маска для меня совершенно необходима, это защита. Без маски человек абсолютно не защищен, как в бане. Это очень страшно.

7 лет, девочка. «Почему Белоснежка хорошая?» — спросила девочка и сама себе ответила: «Она просто ищет принца». Почему белоснежки хорошие, когда они принца ищут?

Этот образ для меня всегда был отвратителен, я терпеть не могу эти поиски принца. В этом есть какая-то несамодостаточность, невозможность занять себя чем-то. Принц, как правило, либо приходит сам, либо ты сам себе принц, либо создаешь из любого бросового материала этого принца. И человек, который ищет и перебирает этих принцев, мне всегда был чрезвычайно несимпатичен. Поэтому я не знаю. Белоснежка — совершенно нелюбимая мной героиня. Я всегда любила ведьм.

Ведьмы крутят их в бараний рог.

Ну, не Белоснежкой.

В зависимости от того, где я в это зеркало смотрюсь. Если я принакрашенная, в хорошем пиджачке прохожу коридорами какого-нибудь конгресса, где я должна сказать что-то важное, то на меня смотрит совершенно закрытая дама, суховатая, не просто в маске, можно сказать, в железобетонном шлеме. Когда я просыпаюсь утром и смотрю в зеркало еще до того, как почистила зубы, на меня глядит всклокоченная старая баба, и это совершенно другое лицо. Я понимаю, что я ответственна за это лицо, что я его, собственно, и создала в течение жизни, поэтому отношусь к нему с удивительной теплотой.

Знаете, в фейсбуке часто возникают грубые дискуссии, и даже очень хорошие люди начинают «поливать» друг друга… Я всегда представляю, как бы я ужасно чувствовал себя на их месте. А вопрос шестилетнего мальчика звучит так: «Я вас не люблю, ну что скажешь?»

Я как человек, необычайно предрасположенный к интровертности, всегда умею уходить от ситуации, в которой мне непременно скажут, что меня не любят. У меня дед всегда говорил: «Туда, где тебя любят, ходи редко, туда, где не любят, — ногой не ступи». Например, я никогда не захожу ни на какие форумы. Я никогда не вклиниваюсь ни в какую дискуссию, если это не касается принципиальных вопросов. Пару раз, когда задели лично меня и мое отношение, скажем, к Израилю, я написала открытое письмо, но это был исключительно ответ определенному человеку, а не волчьей стае на форуме, где все грызутся между собой и заодно лягают заметного человека. Это как раз нормально. Вот и я ухожу от этих ситуаций.

Я стараюсь, чтобы до меня это не доходило, я прикладываю к этому определенные усилия, я человек очень нервный. Знаете, Куросава говорил: «У меня нету принципов, у меня только нервы». И эту фразу любил Бродский и довольно часто ее повторял. Вообще, для творчества нужно очень много нервов, поэтому я берегу себя. Сижу себе тихонько дома, пишу, это очень помогает.

Это математический вопрос, потому что я не знаю нуля в природе и жизни.

В моем понимании это вопрос о грани между категориями «хороший-плохой», «добрый-злой» и тому подобным. Как находить эту грань, нулевое состояние, когда ты переходишь из порядочного в непорядочное?

Вы знаете, в моей жизни был потрясающий случай. Однажды в журнале «22» на мою книгу написали совершенно гнусную рецензию: несправедливую, оскорбительную, не касающуюся литературы. Я рассорилась с редакторами журнала «22», давным-давно не поддерживаю с ними никаких отношений и в конце концов забыла об этом случае. Но где-то года полтора назад раздался телефонный звонок, и довольно пьяный мужской голос сказал мне: «Здравствуйте, я такой-то. Я написал когда-то на вас рецензию, я хотел покаяться, вы знаете, я это сделал специально, я жутко вам завидовал». Он сказал: «Простите меня, пожалуйста, я не могу с этим жить, я все время помню это». И меня это так поразило! Во-первых, что он это чувствует, во-вторых, что он совершил такой мужественный поступок — взял и позвонил. Я не знаю, могла ли я на его месте произнести эти слова. Человек — очень сложное существо, он может совершать такое разнообразие поступков, что, мне кажется, очень трудно ответить на этот вопрос однозначно.

Раньше я думала — 17 лет, которые я занималась музыкой, но теперь, когда я много пишу о музыке, вижу, что нет, это не украденное. Сложный вопрос. Думаю, никто не может с калькулятором подсчитать, сколько потеряно дней, часов, людей, улыбок, радости. Не знаю.

Ничего нет во благо. Жизнь — это проклятая штука. Она дарит, конечно, какие-то счастливые минуты, но в конце концов мы приходим к ужасному, мы приходим к старости. Старость — это всегда очень печально.

Помните, Светлов говорил: «Я знал, что старость — кошмарная штука, но не знал, до какой степени».

6 лет, девочка: «А ты умеешь хранить тайны?» Когда вы наблюдаете чужие судьбы, находите любопытные для вас истории и понимаете, что это может войти в книгу, но человек и ситуация будут узнаваемы, все поймут, про кого это. В таком случае вы вставите этот эпизод или нет?

Конечно, вставлю — без стыда, без совести. Я хотя бы имена меняю, а Довлатов и этого не делал. Писатель — страшный бандит в этом вопросе. Но если близкий человек доверяет мне какой-то секрет его жизни и предупреждает, что об этом не нужно говорить, то на бытовом уровне я, конечно, храню эту тайну и никому не передаю, это безусловно. Но выдающаяся история, характер, человек или фокус-покус в жизни — нет, это непременно надо описать.

Милый ты мой. Мне еще лет 40 нужно думать над этим вопросом, потому что у меня написано 11 романов, и в каждом из них я задаю себе этот вопрос, но почему-то пока не сумела на него ответить.

Я думаю, да. Несмотря на то что огромное количество сект и религий учат, что смерти нет. Ее как бы нет, но это экзамен, который все мы проходим. Я не знаю человека, который бы совсем не боялся экзамена. Любой экзамен — это некий порог, который мы должны перейти с честью. Вы знаете, сочетание смерти и чести — это острие, по которому идешь в последний раз в никуда, в пустоту или в некую наполненность. Мне кажется, что это нормально — бояться смерти.