Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

Когда я готовился к нашему разговору, я занырнул в ваши книги. В частности, второй раз прочел «Даниэля Штайна, переводчика». Странное совпадение — в июле 2006-го вы закончили эту книжку, в июле 2006 года родилась наша передача, и с июля 2006 года я задаю взрослым детские недетские вопросы. Ваша книжка — это сплошные вопросы, она на них построена. Тогда я не понял ее, потому что, видимо, еще не дорос. Меня больше интересовали ответы. Сейчас я понимаю, что ответы искать надо в вопросах.

Спасибо, дорогой. Я тоже так думаю.

Сегодня будет много цитат из этой книжки. Вот первая, от лица Хильды, помощницы Даниэля: «В самом начале я пришла к Даниэлю в смятении, долго не могла ничего сказать, а потом сказала только одно слово. Грех. Я много думала о том, в чем состоят мои грехи». 7 лет, мальчик: «Кто такой грешный человек?»

Дим, вы знаете, я человек развивающийся. И то, что я думала 25 лет тому назад, это не то, что я думаю сегодня. Я, вообще, большой враг греха как идеи. Она нам очень мешает. Это стигмат, который евреи придумали, между прочим. Человек еще ничего не совершил: он крохотный, он только что родился, ему даже не 7 лет, ему 7 минут, а он уже признан грешным… Я против этой идеи восстала. Мне она не нравится. Я с ней уже какое-то время живу и думаю, что переживание этой мысли закрыло для меня двери в любую институциональную религию, где присутствует понятие греха. Я не хочу отвечать за плохое поведение Адама и даже за плохое поведение Евы. Вот это ощущение очень сильное. Так что вопрос я поняла — ответить на него не могу, отчасти — не хочу. А если отвечаю, то полным непониманием. Непониманием — почему столько веков человечество бьется над темой изначальной грешности человека. Мне сегодня представляется, что это одна из токсичных идей. Ответ же мальчику: старайся себя хорошо вести, вот и все.

Еще одна фраза, теперь из письма Риты Ковач Павлу Кочинскому: «Ну Павел, скажи, ты свидетель моей жизни, мы с тобой дружили, сколько себя помню. Разве жизнь была ко мне справедлива?» 13 лет, девочка: «Что такое справедливость?»

Дим, хорошие у вас недетские вопросы! Дело в том, что мы живем в мире, где «кризис» — ключевое слово. Главный кризис, который сегодня происходит, на который я натыкаюсь ежедневно, — это кризис понятийный. Справедливость — это понятие меняющееся, вибрирующее, с довольно большой зоной неопределенности. Каждый раз, когда мы рассматриваем конкретную ситуацию, мы можем говорить о справедливости в рамках этой заданной ситуации. Поэтому я думаю, что общий абстрактный ответ просто не существует. Девочке же отвечу: поступай так, как тебе кажется справедливым. Этого пока достаточно.

Я ведь по образованию генетик. Есть вещи, которые в нас заложены. Скажем, многие качества характера определяются тем, что мы их унаследовали от папы, от мамы, от дедушки, от далеких предков. Иногда среди качеств, которые мы получаем, бывает, например, повышенная агрессивность, конфликтность. Или, напротив, очень высокая адаптивность, то есть способность к любой ситуации примениться. В этом смысле, конечно, мы зависим от того, что в нас вложено. В каком-то смысле судьба записана у нас в генетике. Другое дело, что мы меняемся и можем осмысливать себя. Так что судьба — это не с неба поданная запись, это запись, в создании которой принимаем участие и мы, носители этой судьбы. Отвечая девочке, подведу итог: давай считать, что судьба существует, это дорожная карта, и мы можем немного ее менять.

От человека зависит его поведение. В биологии есть такое понятие — «норма реакции». Например, тебя ударили, и на удар ты можешь ответить разными способами. Один человек начинает смеяться. Это, может быть, самый лучший способ выйти из конфликта — засмеяться. Другой человек берет камень и бьет обидчика в лоб, убивает его. И то и другое будет в норме реакции, но реакцией мы способны управлять. С самим ударом, который нам наносит судьба, мы ничего не можем сделать. Судьба — это события, перед которыми нас ставят. А то, как мы их принимаем, — это уже наша корректировка судьбы.

А вообще, вопросы замечательные, очень важные. Это зона вопросов, на которые ты должен отвечать лично, на них нет общих ответов, которые бы всем подошли. Каждый раз тебе надо будет искать ответ внутри себя.

Сейчас будет вопрос, который очень долго ждал своего часа. Некоторые вопросы дозревают, дожидаются нужного времени.

3 года, мальчик, после пробуждения: «И где это я?» Мы все в период эпидемии оказались в какой-то странной истории. Каждое утро у меня было ощущение, что я просыпаюсь в сон. Как вы определите, где мы оказались?

Должна вам сказать, что обычно я каждое утро просыпаюсь с ощущением «дня сурка». Дело в том, что я человек планирующий. Я встаю утром, а у меня уже лежит бумажка на компьютере со списком того, что я должна делать. Теперь у меня этой бумажки нет. Я не знаю, что мне преподнесет сегодняшний день. Планирование, в котором мы живем всю жизнь, как будто закончилось. Потому что ситуация, в которую мы сегодня поставлены, совершенно небывалая. Как я недавно прочитала в одной умной книжке, «все известное кончилось». Мы живем в зоне неизвестного. Мы не знаем, заболеем ли мы завтра, выживем ли мы. Мы не знаем, кончится ли когда-нибудь эта столь странная, неопределенная и единственная в мире ситуация. Такого, как мы переживаем сейчас, не было никогда. Мир стал такой маленький, что все человечество разом оказалось перед одной и той же проблемой. Даже когда были грандиозные войны, люди разделялись как минимум на два лагеря: за и против. Сегодня перед каждым человеком стоит одна и та же задача. Мы все надеемся выжить. Все известное закончилось, мы оказались в зоне неизвестного, и это дико интересно.

Год тому назад мне стало неинтересно жить. Я думала, что все большие книжки я написала, писать мне больше не о чем, все стабилизировалось, кто умер, тот уже умер, следующая очередь моя. Я готова. Эта история с эпидемией вернула меня к острому интересу — что будет потом. Как изменится мир, как изменится человек. Я об этом думаю. Не одна — об этом весь мир думает. Но никаких однозначных решений, никаких рецептов здесь просто быть не может. Итак, мы оказались в неизвестном.

Я сделаю один малозначительный прогноз: после того как все это кончится, мир станет жить экономнее. Мы живем в чрезвычайной роскоши, у нас колоссальные потребности. Я имею в виду ту цивилизованную часть иудео-христианского мира, к которой мы принадлежим. Индия, Африка, Китай — у них всегда были другие цивилизационные проблемы. Поэтому в первую очередь сократится уровень потребления. В мире, который сегодня трещит по швам, нельзя выбрасывать 70 % произведенной пищи в мусорные ведра, как мы это делаем. В этой зоне должен произойти какой-то сдвиг сознания. Это позитивный прогноз.