Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

Как вы уже сами заметили, я человек с низкой самооценкой, поэтому любому успеху, даже маленькому, сначала очень удивляюсь, а потом очень радуюсь.

Очень. Я совершенно не рассчитывала на то, что я напишу столько книг, что их будут читать. У меня выросли дети. У меня есть внуки. У меня любимый муж. Я живу в доме, который мне нравится. Из того, что ассоциируется у нас с успехом, мне ничего больше не хочется.

7 лет, девочка: «А как это — болеть душой?» В книге «Даниэль Штайн, переводчик» постоянно встречается фраза: «Вы вымотаны. Вы вымотаны». В других книжках вы пишете: «Я была вымотана». Что это и как вы с этим справляетесь?

Знаете, когда я заканчивала «Даниэля Штайна» (эта книга была для меня очень тяжелой), я боялась попасть под машину, боялась, что не допишу оставшиеся страницы. Поэтому я очень аккуратно переходила улицу. Сказать, что я от этого болела душой, не могу. Но эта потребность дожить, чтобы закончить роман, все время присутствовала. Я думаю, что болеть душой — это когда у тебя есть какой-то вопрос, который тебя постоянно мучает. Потому что ты его не можешь разрешить.

Я сейчас задам вопрос не ребенка, но об этом может спросить любой человек. И точно любой гражданин Израиля. Когда я приехал в Израиль, в нашем доме жил Йорам. Он был из Польши, побывал в Варшавском гетто, побывал в Аушвице, еще в каком-то концлагере — у него на руке был синий номер. Еврейские религиозные праздники он не отмечал ультимативно. Однажды я его спросил: «Йорам, а почему ты не празднуешь?» Он ответил: «А где был Он, когда я в выгребную яму, в дерьмо с головой нырял, от немцев прятался?» Это была его фраза. И этот вопрос проходит через всю вашу книжку. Где Он, Бог?

На самом деле я человек верующий, хоть и не связана ни с какой конфессией. Поэтому мне близка идея, что после сотворения мира нам была предоставлена свобода. И все то, что было после творения, происходило уже по воле людей, а вовсе не по воле Господа Бога. Я не так плохо отношусь к Богу, чтобы Ему в вину ставить чудовищную человеческую жестокость, безумие и все то кошмарное, что пережили люди во время войны вообще, и в частности 6 миллионов евреев, которые были уничтожены.

Это абсолютно иррациональное понятие. Человеку удобно иметь этот костыль. Я же выросла в советской действительности, и молодость моя пришлась на очень глухое и плоское время. Я прекрасно помню, какая была необходимость в этой вертикали. Вера в Бога, вообще вера — это органическая потребность человека иметь связь с миром, который он никогда не увидит, с миром будущего, с миром гораздо более широким, чем тот, который умещается в нашем сознании. Это, конечно, абсолютно иррациональное представление, которое не вытекает ни из логики, ни из наших знаний, это просто присущее человеку качество. Мне казалось, что оно отличает человека от животных. И я так думала до тех пор, пока однажды не увидела по телевизору сюжет, как слоны хоронят одного из своих. Через три месяца после смерти сородича стадо пришло на то место, где лежали кости погибшего. Животные стали кругом и друг другу передавали из хобота в хобот, из рук в руки, останки слона. После чего они сложили все косточки вместе и вбили их своими большими ногами в землю. Я видела ритуал похорон, и я поняла, что моя идея о вере и иррациональном чувстве как о сугубо человеческом свойстве — это ошибка.

Я дам сложный ответ. Дело в том, что весь мир можно записать словами. Он описуемый. Равно как и человек, потому что его генетика нам известна. И мир, и человек — это большой-большой текст. Я думаю, что талант дан всем людям, потому что каждый человек умеет созидать текст, он может записать что-то. Этот текст будет лично его, и до него такого текста никто не создавал. Это относится к любому проявлению творчества. Поэтому я думаю, что талант — это способность разговаривать с Творцом на языке текста. И талантливый человек осуществляет взаимодействие лучше, чем тот, у которого таланта меньше. Но в любом случае надо стараться.

Врач, который делает операцию, вынимает больной орган и вставляет искусственный, так он исправляет нарушенный текст. Инженер, который придумывает новую технологию, создает новый текст. Он не буквами записан, какими-то другими знаками, но это созидание того всемирного текста, в котором мы все живем.

Надо делать то, что тебе очень нравится. Мой сын до 11 лет ужасно учился в школе. Он и потом плохо учился, но в 11 лет ему подарили гитару. И это оказался его язык. Я думаю, надо просто делать то, что тебе больше всего нравится. Может быть, как раз тогда мы открываем ворота своему таланту. Потому что быть талантливым и не любить свою работу — невозможно. Нет такого врача и нет такого учителя, который бы хорошо делал свою работу и при этом терпеть ее не мог.

Цитата из сборника «Детский мир» Людмилы Улицкой: «Мальчик дорогой, девочка моя, подождите, не уходите. Я еще не успела вам прочитать про Серую шейку, про Каштанку, про Петю Гринева и Машу Миронову. Но они уже унеслись. И я не совсем уверена, кто из них мальчик, кто из них — девочка. Да и нужна ли Каштанка». 8 лет, мальчик: «Зачем читать книги?»

Затем, что мы расширяем свое понимание мира и самих себя. Тексты вписываются в наш мир, и мы делаемся умнее и дееспособнее, когда знаем, как он устроен. Если мы хотим быть сколько-нибудь счастливыми, для этого нужен определенный градус понимания. Чем больше в человеке этого знания себя и мира, тем, я думаю, он счастливее.

Только что вы говорили, что текст — это не только буковки. Чем текст под названием «книга» лучше, чем текст под названием «кино», «интернет», Facebook?

Вопрос поставлен неправильно. Мы не можем сравнивать книгу, кинофильм, картину, потому что это разные языки. Скажем, человек, который очень хорошо знает не один язык, а три, гораздо богаче в смысле восприятия мира, чем тот, который знает один язык. Поэтому это вопрос овладения еще одним языком.

Мое детство пришлось на послевоенное, голодное, бедное, тяжелое время. Счастье для детей, с которыми я вместе росла во дворе, — это когда какая-нибудь девочка вроде меня выносила во двор большой кусок белого хлеба, помазанный тоненьким слоем масла и посыпанный сверху сахаром. Это была роскошь. Называлось «солдатское пирожное». И все были счастливы. Счастье бывает маленькое-маленькое. Бывает-побольше. Бывает — огромное. Это никогда не бывает длительное состояние. Это всегда минута, две минуты. Это острое состояние радости, которое я раньше хуже понимала, а с годами стала понимать все острее. Это когда ты просто смотришь в окно, и вдруг солнышко красиво засветило. Поэтому счастье — это то, что ты должен ловить. Надо учиться быть счастливым, потому что здесь кое-что зависит от тебя. Хочешь быть счастливым — можно им быть. Хочешь быть несчастным — для этого всегда есть огромное количество поводов. Можно обидеться на маму, можно рассердиться на кошку, можно разозлиться на учителя и чувствовать себя глубоко несчастным. Поэтому желаю вам быть глубоко счастливыми. И помните, что немножечко это зависит от себя.