Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Вам приходилось идти против общественного мнения?

Ну, все же не в масштабах Аттикуса Финча. Но, конечно, конечно, приходилось. Я думаю, что такое случается у любого человека, который придумал для себя некую самостоятельную жизнь и пытался реализовать достаточно амбициозные планы. На что я не могу пожаловаться, так это на отсутствие у меня амбициозных планов. Их всегда было много, хотя далеко не все были осуществлены.

На меня в этой книге наибольшее впечатление произвел эпизод, когда Аттикус Финч встречается с куклуксклановцами, один против всех. В этот момент появляется его восьмилетняя дочь, от лица которой идет повествование, и узнает в одном из куклуксклановцев отца своего одноклассника. Она начинает задавать ему вопросы о его сыне, и тот теряет эту маску куклуксклановца, становится снова человеком. И все разваливается, все заканчивается мирно – он забирает своих товарищей и уходит. Эпиграф ко всей книге такой: «Адвокаты когда-то тоже были детьми». Мне кажется, что важная тема этой книги – это то, как иногда нам не хватает детского взгляда, который помогает разрешить любой конфликт.

Для меня детский взгляд – это такая решительная простота чувств, когда хороший человек – это хороший человек, а плохой – плохой. Нет нюансов, нет серого, есть только белое и черное. Тот эпизод говорит о том, что верно, а что неверно. Убивать людей плохо. Приходить с ружьем в чужой дом к безоружному – отвратительно, как ни банально это звучит. Ты находишься в состоянии аффекта, агрессии, затмения ума, когда ненавидишь непонятно за что – черного, желтого, кавказца. Ты ненавидишь, ты хочешь убить. И тут появляется ребенок, который говорит: «А как поживает ваш сын?» И вдруг ты возвращаешься в состояние обычного человека. А в состоянии обычного человека ты близок к детскому восприятию.

Тем не менее в жизни бывают ситуации, когда люди вступают в конфликтные отношения, становятся врагами друг другу. И вы с такими ситуациями сталкивались.

Я очень часто с этим сталкивался. Эти ситуации всегда очень субъективны, они связаны с обстоятельствами жизни конкретного человека – как он рос, как воспитывался, что случилось в его детстве. Каждый – заложник своего прошлого, пубертатных впечатлений, отношений с родителями. Кто-то мстит миру за несчастливое детство, отсутствие любви, недостаток отношений.

Конечно, говорить о субъективных обстоятельствах людей мы сейчас не будем. Но в корне всегда лежит состояние человеческой распущенности: когда ты позволяешь худшему в тебе определять свои действия. И одна из многочисленных функций искусства в том и состоит, чтобы напоминать людям о нерушимом внутреннем своде правил, о необходимости себя сдерживать, подавлять в себе животный инстинкт. Инстинкт, который требует убить чужака, в ситуации конкуренции действовать на поражение, стремясь причинить максимальное количество зла и неприятностей. Инстинкт, доводящий до того, чтобы вредить хорошо знакомым людям, даже близким. Это ужасное состояние, которое я считаю катастрофической внутренней распущенностью. Я говорю об этом с полным знанием дела, потому что знаю таких людей.

Хоть вы и отказались говорить о конкретных обстоятельствах, но мне, человеку, немного знакомому с вашей творческой биографией, известны обстоятельства, в которых вы сами оказывались в подобного рода ситуациях. В частности, я говорю о конфликте вокруг выхода картины «Обитаемый остров».

Да, бывало и так.

С человеком, который был в центре этого конфликта, вас связывали дружеские отношения. Вы были близкими людьми, единомышленниками. Может быть, здесь тоже не хватило восьмилетнего ребенка, который бы вышел и вспомнил общие мечты, первые общие фильмы? Ведь потери, как всегда бывает в таких случаях, понесли все. Можно ли было перевести эту ситуацию в другое русло?

Наверное, можно было. Знаете, есть такой корректный ответ: ответственность всегда лежит на обеих сторонах. Кто-то, наверное, мог бы что-то сказать, извлечь из себя восьмилетнего ребенка и обратиться к такому же ребенку в собеседнике. Но, во-первых, не сумели. Во-вторых, ситуация была чуть более сложной, запутанной. Ущерб был нанесен, естественно, обеим картинам – и «Стилягам», и «Обитаемому острову». Ну, что тут говорить? Это очевидная ситуация, когда человеческое эго, внутренние демоны или фобии, не дают возможности посмотреть на ситуацию широко и благородно. Открытое столкновение – это абсолютно крайняя мера, когда все остальные возможности исчерпаны, когда нельзя предпринять никаких шагов, чтобы договориться. И когда совершенно нет никаких, даже минимальных шагов, которые можно было бы предпринять для того, чтобы договориться.

Это была мечта. Мы делали картину, о которой долго мечталось, и делали тяжело. К истории этого фильма лучше не возвращаться. Может быть, пройдет еще несколько лет, и мы как-нибудь напишем книжку вместе со всеми, кто был вовлечен в эту работу. В общем, все было очень тяжело, и выход этого фильма был таким же кровавым. Что в такой ситуации можно было сделать?

Это ровно то, о чем говорит в том числе и Харпер Ли в романе «Убить пересмешника». Я никоим образом не сравниваю себя с Аттикусом Финчем, а своих антагонистов с Ку-клукс-кланом. Но подчиниться воле Ку-клукс-клана и перестать защищать ложно обвиненного черного – это значит пойти по течению. Может быть, это целесообразно с точки зрения общественной логики, может быть, это соответствует настроениям окружающих и позволит быть частью этого замечательного общества взаимного восхищения. Но ведь этого же не случилось.

Я понимаю, что вы пытаетесь извлечь из меня такого решительного борца за свою точку зрения во всех случаях. Нет-нет, я – не таков. И Аттикус Финч, безусловно, не таков. Потому он мне и нравится.

Д. З. Вы сказали удивительную вещь: сравнили своего царя Ивана Грозного из фильма «Царь» с героем «Осеннего марафона».

П. М. Фильм же не об Иване Грозном как историческом персонаже, а об этой проблеме: человек грешит, и бросает, и опять грешит, и снова бросает. Стал он лучше? Нет. Я стал лучше? Не знаю. Дерево узнают по плодам. Какие же плоды? Нам апостол об этом сообщает: любовь, вера, милосердие, кротость, воздержание.

А вы – кроткий?

Давайте разберемся. Кротость – это что? Незлобие. Если я не злой, я кроткий. Злость откуда? «Я прав. Да как они могут?!» И пошло дело, дьявол сел и погоняет, поехали, телега полная.

Вы сказали, что иногда можно и по морде дать. А как же заповедь о том, чтобы подставить левую щеку?

Надо думать каждый раз, для этого дана голова. Есть кое-какие ориентиры: если обижают тебя – подставь щеку, если ребенка, женщину, слабого, беззащитного – бей. За себя не надо, за других можно. Мир со всеми, по возможности. С некоторыми мир невозможен. И не надо. Но с чистым сердцем по отношению к ним. Надо употребить труд, чтобы изъять неприязнь. Когда человек поступает так, как поступать нельзя, им владеет бес. Мы же не говорим: «Ах ты сволочь, гриппом заболел, сейчас по морде дам». Это болезнь. Так же и тут: то, что он хамит, ругается, орет, – это болезнь. Ему надо помочь, пожалеть его.