Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Поначалу детей радуют очень прямолинейные шутки. Например, «слонопотам» – тут даже само слово смешное. А потом появляется непрямолинейный юмор. Это то, что вы делаете в своих спектаклях, то, над чем смеется ваша аудитория. Чем он цепляет человека?

Как и в ситуации с забрасыванием палочки подальше, в большинстве моих спектаклей это даже и не юмор. Это смех не юмористического происхождения – у него природа радости узнавания. Когда люди смотрят мои спектакли в одиночку, в аудиоверсии, они не смеются. Но в театре возникает смех как потребность в высказывании. Человек смеется, когда он узнал ситуацию, и ему хочется сообщить о том, что он узнал: смех – это и есть сообщение. Я это понял, со мной самим это было. Именно поэтому театральные спектакли нужно смотреть в театре, чтобы вместе с кем-то аплодировать, вместе с кем-то смеяться, вместе с кем-то молчать. Чтобы хотя бы два часа не ощущать себя одиноким человеком.

Д. З. Вы говорили о том, какое влияние на вас в детстве оказали сказки Пушкина. Юмор Пушкина совершенно особый. У него часто используется тот же прием, с которым замечательно работал Аркадий Исаакович Райкин и работаете вы: когда подчеркиваются какие-то особенности речи персонажа, сказочного или комедийного, и все, что он говорит, приобретает особую окраску, новое измерение.

Е. П. Даша, ваша аналогия меня потрясла! С одной стороны, сравнивать юмор с поэзией рискованно, это приходится объяснять. А с другой стороны, и поэзия, и юмор – это образное метафорическое мышление. И у них есть общее. Например, Мандельштам когда-то мечтал о поэтической грамоте: хотел придумать такие знаки препинания, которые подсказали бы чтецу, как это нужно читать с авторской точки зрения. Так же и в юморе: мне бы хотелось расставить логические ударения, паузы, чтобы юмор выглядел более выпукло, понятно и образно.

Это то, что делает артист.

Когда артист делает не там паузу, когда артист не там делает логическое ударение или заменяет одно слово другим, он портит юмор, портит атмосферу фразы. Атмосфера фразы очень важна и в поэзии, и в юморе.

И парадоксальность. Пушкин не случайно говорил: «гений, парадоксов друг». В поэзии, как и в юморе, понятие парадокса очень важно. «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей» – это же готовая реприза! Или вот: «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим». Это парадокс и в то же время вершина поэзии. Самоотречение очень редко встречается и в любви к женщине, и в творчестве. Редко кто может своей публике такое сказать. Вам знакомо это чувство, когда вы радуетесь, что публика счастлива с кем-то другим так же, как с вами?

Я понимаю, о чем вы говорите. Вы спрашиваете, радуюсь ли я успехам коллег. Да, если я разделяю мнение публики, если художественные достоинства мне видны и я понимаю, что артист победил, прошел все загадки творчества. У Игоря Ивановича Гарина, замечательного культуролога, есть такое выражение: «Творчество – это китайская шкатулка». Вы подбираете ключ к загадке, открываете, а там следующая шкатулка. И ее опять надо открыть, и секрет уже другой. И так далее, так далее, так далее.

А вы продолжаете открывать шкатулки?

Стараюсь. У меня есть неистовое желание сделать что-то новое для того, чтобы удивить публику. Удается мне или нет, я не могу сказать.

Безусловно, вы не можете не ощущать, что есть публика, которая вас боготворит, и в то же время есть люди, которые не принимают ваш юмор. Почему так получается? Просто из-за интеллектуального и социального расслоения?

Это естественно. Дифференциация, безусловно, существует в нашем обществе. Но я склонен думать, что не только в этом причина. Я думаю, что, несмотря на мои старания быть «всейным», то есть волновать всех, кого-то я и не должен волновать. Кроме того, этот жанр может кому-то не нравиться в целом.

Я честно признаюсь, Евгений Ваганович, что для меня непонятно. Почему, как вам кажется, именно ваше имя вызывает такую активную агрессию? Понятно, что кто-то мог не понимать Райкина или Жванецкого, но я никогда не видела людей, которые бы агрессивно демонстрировали свою позицию «я не люблю Райкина».

К сожалению, такие люди тоже были. И я видел людей, которые не любили Чаплина. Понимаете, когда человек слышит юмористический парадокс, но не понимает, в чем причина, тогда он считает, что это глупость. А раз это глупость, то это, с его точки зрения, не должно иметь места в его жизни, это хулиганство.

Предположим, кто-то любит такой юмор, когда вы иронизируете над другим человеком, смеетесь над его непониманием или над его недостатками. Только это вас забавляет, и больше ничего. А я, например, не люблю такой юмор. Я не люблю, когда приглашают в студию собеседника и начинают издеваться над ним. Это как-то не по-человечески, что ли. Это как-то негостеприимно, это не то, с чем я могу согласиться.

У вас была программа, которая не очень долго длилась, – «Три конферансье».

Ух ты, о чем вы помните! Это 1973 год!

Мне кажется, это предтеча очень многих жанров, которые сегодня считаются современными. Что такое стендап-комедия? Это как бы сращивание личности самого артиста и образа, который он представляет на сцене. Ты играешь сам себя, но при этом ты не совсем такой, как в жизни. Ты вроде как друг зрителя, но в то же время друг более осведомленный, более остроумный.

Эта форма существовала у нас на советской эстраде. Называлась она «эстрадный фельетон». Вы от своего имени о чем-то говорите публике. Что-то можете процитировать, что-то рассказать из того, что с вами было. При этом вы обсуждаете какую-то определенную тему, и можете обсуждать ее весьма едко, со своим отрицательным отношением к каким-то явлениям. Здесь, в стендап-комедии, больше импровизационного. Как правило, люди, которые занимаются стендапом, не артисты, а просто рассказчики от первого лица. А мне бы хотелось, чтобы они развивались и стали артистами. Артист, который выступает на всю страну, должен выражать интересы народа, интересы зрителя. Должен быть защитником этих интересов. Должен провозглашать идеи сегодняшнего дня, с которыми народ не только согласен, но которыми он живет. Разговаривай с людьми, участвуй в жизни. Пойди в поликлинику, в парикмахерскую, в метро.

А вы идете? В поликлинику? И в метро?

А как же!

Вокруг вас там не образуется некое зачищенное поле, в котором чаяния народа уже смешиваются с восторгом от встречи с самим Евгением Вагановичем Петросяном?

Ничего страшного, я даже люблю это. Но я стараюсь, конечно, прикрыться.