Дарья Златопольская - Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе

Но для этого надо определить, что такое любовь.

Я думаю, мы сегодня это не определим.

Но можно попытаться.

Видите ли, на ум сразу приходят открытия других людей. Их целый сонм. Можно собрать толстенную книгу афоризмов. Только что они объясняют? Все равно каждый человек идет своим путем и сам приходит к этому. И порой приходит мучительными, тернистыми путями. Он полагает, что он движется в верном направлении. Он его определил, дал этому название, задал вектор движения. Но однажды сталкивается с тем, что шел совсем не туда.

Это не вопрос диалога, не вопрос прочитанных книг или долгих размышлений. Это вопрос целой жизни. Ты просто проживаешь жизнь. И возможно – я сейчас сделаю дерзкое предположение – только там, на пороге, о чем-то догадываешься. Есть такая пословица: «Если бы молодость знала, если бы старость могла». Я даже не о том, что, если вернуть годы, я бы тогда знал, как мне прожить. Я о том, что в этом чудо и великолепие всего творения: человек ищет всю свою жизнь, что же это такое. Смысл в пути и поиске, а не в рецептуре и ответе.

У нас с Олегом Негиным, моим соавтором, с которым мы делали «Изгнание», есть один замысел. Там почти в буквальном смысле о том, о чем я сейчас говорю. Персонаж, прожив яркую, наполненную невероятными событиями жизнь, на последнем пороге понимает, что только половину жизни он прожил, зная, что делает. И только в финале ему открывается истинное положение дел. Мне близки такие идеи.

В книгах и фильмах бывают моменты катарсиса, когда вдруг возникает пронзительная ясность: тебе открывается сразу все.

Эти мгновения случаются, это удивительное состояние. Но удержать это понимание невероятно трудно.

Д. З. У «Жертвоприношения» Тарковского может быть очень много трактовок, как и у самого понятия жертвоприношения. По сюжету герой обещает Богу принести жертву, если Бог спасет мир от атомной войны.

Но у слова «жертва» есть и другое значение – например, для меня. Жертва – это отказ от чего-то, что тебе не нужно, что отвлекает тебя от воплощения своей судьбы. По какой-то причине человеку часто трудно от этого отказаться. И именно поэтому «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие» – богачу есть что терять. Ему сложнее отказаться от всего и остаться один на один с Богом.

К. Л. Да, конечно. Если говорить об «Изгнании», понятно, что эту жертву-то и приносит Вера. Только так, принеся себя в жертву, принеся в жертву видимость благополучной счастливой семьи, она может вернуть и спасти Алекса. Может быть, он все-таки вернется, услышит, увидит. Все-таки вернется к Богу.

Это та же жертва, что и в «Жертвоприношении». Герой дает обет Богу: я буду немым, я сожгу дома, только спаси. Верни все, как было раньше.

По сути, он говорит: «Я буду немым, я откажусь от своего красноречия, которое делает меня изысканным и светским. Я откажусь от семьи». Его жена признается, что всю жизнь любит другого человека. Дом, который он боготворит, – тоже символ неестественной и неблизкой для него жизни, от которой он не может отказаться.

Мне кажется, что каждый человек в какой-то мере делает то же самое. Мы все разговариваем с Богом таким же образом. Мы говорим вслух или не вслух: «Я готов что-то сделать, чтобы увидеть дорогу, которая ведет к Тебе». Мы называем это по-разному, но мы пытаемся увидеть, услышать что-то, что сделает нас чище, что вернет нас к любви. К той, о которой мы говорим.

А вот искусство, наверное, как раз и дает возможность сократить эту дорогу. Оно делает путь более ясным, более осмысленным. Что бы ты ни делал, ты напрямую разговариваешь с Богом. И речь идет именно об этом: «Я готов сделать все. Я готов быть немым, готов сбросить с себя эту шелуху, в которой мы проживаем каждый день. Которая нас мучает, которая нас радует, которая нас развлекает. Это все должно быть, но все равно мы в какой-то момент остаемся один на один. Сначала мы имеем возможность вернуться в реальность, потом в какой-то момент действительно покидаем этот мир и тогда уже говорим напрямую. Как найти эту дорогу, как быть способным разговаривать и оставаться немым?

Тарковский говорит о жертвоприношении Авраама. Бог потребовал жертву. Авраам был готов ее принести, хотя эта жертва была самым дорогим, что у него было. И Бог сказал: «Не надо, оставь себе». Мне кажется, что когда мы готовы принести эту жертву, то нам уже не требуется ее приносить. Как только мы по-настоящему отказались от своего дома, от своего голоса, которым мы говорим красивые фразы, от всего, что было нам дорого, но на деле только привязывало, не давало быть свободными, как только мы внутренне готовы принести эту жертву – она уже не нужна.

Бог – не ребенок, который забирает себе все наши игрушки. Ему не нужны ни наша юла, ни мячик. Сам факт нашего отказа от юлы и мячика – это все, что нужно Богу. И уже не важно, что человек получает в обмен на эту жертву. Понятно, что он получает самого себя, свою правду.

Конечно. Тут еще вот что важно: никогда, никогда не прекращайте этот разговор с Богом. Тебе кажется, что Он тебя не видит, но в тот момент, когда ты перестанешь с Ним говорить, Он как раз и посмотрит на тебя.

П. М. Есть такой анекдот про двух акынов. Один акын, молоденький, быстро-быстро перебирает пальцами по грифу комуза – виртуоз! За ним выходит старый акын. Зажимает струну в одном месте и начинает играть на одной ноте: бдын, бдын, бдын… Ему говорят: «Ну что ты делаешь?! Смотри, как человек играет!» Старый акын отвечает: «Он еще ищет. А я уже нашел».

Так и у меня. Все наши с вами разговоры у меня соотнесены с одним мироощущением. Я верю в Бога и Богу. Не просто, что Он есть, а каждому Его слову. В этом зеркале я вижу и себя, и все окружающие нас страшные и приятные события. И свое детство, и свою нынешнюю жизнь, и в будущее заглядываю.

Нельзя натужиться и поверить. Есть такой фильм 90-х годов, «Вердикт» Сидни Люметта, с удивительным Полом Ньюманом в главной роли. Он там произносит хорошие слова: «Если поступать так, как будто имеешь веру, вера придет». То есть если этот путь непредвзятому человеку начать – в понедельник расскажешь, что будет. И что-то начнет происходить. В сердце, в уме, в чувствах. Начинается новая жизнь. И начинаешь кусать себе локти: «Как же это все, блинчик буду, поздно случилось!» До 45 лет я бегал вслепую по этим тверским улицам. Очень много пробегано зря. Что делать? Ничего. Браться за ум.

Д. З. Петр Николаевич, в Евангелии есть такие слова: «Никто, зажегши свечу, не ставит ее под сосудом, но на подсвечнике, чтобы входящие видели свет». Но как уловить разницу между необходимостью нести это слово и собственным тщеславием, которое побуждает тебя вещать и поучать?