Александр Донских - Яблоневый сад [litres]

Не расшаркиваемся, не философствуем, а тотчас переходим к разговору о конкретных наших байкальских школах. Я наблюдаю, как резко, размашисто, увлечённо рисует Аполлоныч на бумаге новые схемы, графики, стрелки, строчит к ним термины, фразы. Он весь как в бою. И словно бы призывает меня: «В атаку, коллега!» Да меня не надо призывать или подталкивать – я понимаю Аполлоныча с полуслова, с полувзгляда и сочувствую его мыслям и планам. Однако думаю и пытаюсь угадать, понимает ли он, до чего же труднёхонько, а подчас и невозможно, просто-напросто непосильно бывает некоторому человеку переделать себя хотя бы на йоту и жить по каким-то чужим, малознакомым правилам, идеям, мечтам. Россия только-только подошла, несомненно, к судьбоносному развороту, и даже, похоже, – одновременно к развилке дорог, к очередному своему непростому историческому рубежу, но готовы ли люди проявить себя созидателями, со трудниками, наконец, братьями, говоря высоким слогом, общего труда в новой, можно утверждать, реальности?

Иногда случалось, что я готов был противостоять напору Леонида Аполлоновича. Однако чем дольше и плотнее я с ним работал, тем реже меня тянуло как бы то ни было воспрепятствовать его начинаниям и идеям. Я с сочувствием понимал, что ему хочется видеть нашу российскую школу школой разума, духовности, добра, прогресса, а Россию – устремлённой в будущее.

Ректорская работа Выговского при желании может быть тишайшим и спокойнейшим если не времяпрепровождением, то этаким правильным функционированием : курсы проводятся по плану – и ладненько, и дай-то бог, товарищи. Но он, уверен я, не способен, не мог и не может себе позволить попусту растрачивать свою жизнь: ему нужна целина, новь, движение, преображения и преобразования. Ему нужна и по сей день, годы спустя, настоящая, а не поддельная, расписанная и расчерченная в правильных планах и графиках жизнь.

Однако продолжим разговор о Байкальске. В этом малом городе Выговский организовал экспериментальную педагогическую площадку областного значения, в которую вошли три школы, детские сады, училище, учреждения дополнительного образования. Он человек государственного мышления и понимал, что мало рассказать педагогам на курсах о новых методиках, технологиях, – необходимо вживе показать им ту образовательную модель, в которой все части, гаечки и винтики работали бы на благо, на развитие ребёнка. Байкальская площадка была и остаётся для него нелёгкой новью, и где-то она уже вспахана, разрыхлена и приняла семена, а где-то ещё не тронута и не засеяна.

Засеяны прежде всего школы. Они не так давно были на одно лицо, ученику и родителю было не из чего выбирать. После тщательного обследования каждой школы Выговский разработал программу развития. И вроде бы школы живут раздельно, по своим уставам, однако общий механизм их развития смонтирован и раскручен отныне так, что если будет давать сбои одна, то и другие станут припадать, так сказать, глохнуть . Школы теперь представляют единый комплекс, удовлетворяющий почти всем образовательным запросам байкальчан. 12-я стала школой-гимназией, настроена на серьёзную работу с интеллектом ученика по спецпрограммам развивающего, учебно-исследовательского и проектного направлений. У 10-й естественно-математический уклон, и в то же время она – городской центр здравоохранных методик, туризма и краеведения. 11-я сориентировалась на начальную профессиональную подготовку школьника. Может быть, впервые в России в Байкальске люди попытались решить проблемы образования в условиях малого города через объединение всего лучшего, что имеется в школах, и при этом лучшее одной школы деятельно работает на, может быть, не вполне крепкие или недостающие образовательно-развивающие звенья в других. Ученик теперь может выбирать место учёбы, а школа в свою очередь подбирает учеников под свой профиль, под свои задачи и цели. Адресная привязка – своего рода крепостничество – упразднена! Учреждения дополнительного образования съединились в ассоциацию, и она действует не обособленно, а в связке со средними школами и училищем. В свою очередь все образовательные и воспитательные учреждения города слились в не государственную структуру – Байкальский образовательный округ, в котором начальником всего один человек, он же – сам себе и подчинённый. Так-то! А роль округа велика, востребована очень: он увязывает, сообразовывает в единый целевой поток всю воспитательную, учебную и частично хозяйственную деятельность всех учебных и культурных учреждений Байкальска. Несомненно, что сложилась упорядоченная система, в которой один элемент целенаправленно и результативно трудится в творческом содружестве с другими, целое работает на частное, а частное – на целое.

Впрочем, пишется легко, а в жизни устраивается куда как сложно, с нередкими противоречиями, сбоями, застопориваниями. Выговскому, когда он затевал байкальскую площадку, хотелось выстроить образцовую, показательную модель обучения и воспитания ребёнка в условиях малого города, небольшой административно-хозяйственной территории. Да, он выстроил её, и я знаю, сколько сил, нервов, времени, можно сказать по-простому, но предельно верно, угрохано . Но не легко и сейчас: для поддержания сложного образовательного, управленческого организма нужны деньги, небольшие, правда, деньги, – для переподготовки педагогов, для введения одной-двух новых ставок в школах, для приобретения учебного и офисного оборудования. Однако средств пока что недостаёт ни у города, ни у института. Вся страна непросто живёт-может. Мы видим, Аполлоныч переживает. Заводим разговор о Байкальске – бывало, вздохнёт, что-то вкратце скажет, иной раз отмолчится. Но я предчувствую, я почти что знаю: чуть только блеснёт хотя бы маленькая звёздочка надежды – наш Аполлоныч в бой!

И такие звёздочки время от времени всё-таки взблёскивают – и мы снова оказываемся в Байкальске, на берегах священного нашего Байкала. К нему тянет нас, точно к родному человеку: он, знаем хорошо мы, сибиряки, живой и – думает, чувствует, переживает, мечтает. И хотя мы, люди-человеки, не всегда внимательны к нему, не всегда почтительны с ним, случается, что дерзко нарушаем пределы его природной, своенравной самости, его владычества, сгородив, к примеру, совершенно никчёмный завод, однако лично меня не оставляет ощущение, что мы все, живущие ли на его берегах, приезжающие ли к нему на время или даже просто думающие о нём в любом местечке планеты, мы с ним всё же единомышленники, со трудники, соратники. Отчего такие ощущения, догадки, предположения? Оттого, что высшее проявление человеческой сути – чистота, целомудрие, незапятнанность души, а она, душенька-душа-то наша, вечна и возвращается после наших земных мытарств к своему Создателю. И в живом или мысленном соприкосновении с Байкалом мы чуем, мы догадываемся или же наверняка знаем, что надо очиститься, надо позаботиться о своей душе, что надо соответствовать ему, издавна наречённому священным. И когда всматриваешься в его изумительные дали, кажется, что всматриваешься и в себя самого. От него всегда уезжаешь с надеждой, с верой и даже нередко – с любовью, которой, увы, не так-то и много по жизни.