Александр Донских - Яблоневый сад [litres]

Мы обратились к сослагательному наклонению и предположению только потому, чтобы отчётливее понять и увидеть проблематику отхода интересного, рядом с нами живущего писателя от прозы, которая по преимуществу является стихией ума, и перехода его в поэзию, которая, по сути, выражает собою стихию чувств. И это не праздный интерес, если задать вопрос и попытаться на него ответить: почему Валентина Сидоренко не смогла работать в прозе? Не говорим «не захотела», потому что истинному таланту, как, к примеру, дождю или снегу, не дано хотеть в полной и безоговорочной мере, как, где и когда явить себя. Талант, как дождь или снег, явление природное . И, разумеется, стихийное, не очень-то подвластное обстоятельствам. Но стихия сама по себе не является: для её зарождения, развития и последующего проявления в мире нужны предпосылки, некое предначалье силы её.

Что явилось предначальем рождения поэта Валентины Сидоренко? Почему она не смогла работать в прозе и на протяжении уже многих лет издаёт поэтические книги?

Наиболее ясный ответ в книге «Складень»: причина – боль.

Боль большая, сложная и, похоже, свычная.

И она, боль её, в книге – стихия, явление природное , кажется, неодолимое уже и самим автором. Нерв боли, следует отметить, отчётлив и в прозе Валентины Сидоренко, но в её нынешнем творчестве, в поэтическом, он уже как раскалённые уголья, на которых стоит голыми ступнями поэт. Стихия чувств захватила и одолела душу! Но одолела в значении очаровала, пленила, повлекла за собой . Собственное страдание, возможно, стало культом (чт о , не будем скрывать, настораживает и печалит).

В «Складне» есть сюжет вполне романный: в меру сложный, кажется, спиралевидный, в данном случае, с периодическими возвращениями к болевым точкам страдания, но уже на новом витке развития и души, и мысли. Сюжет с ответвлениями, что можно отнести к канонам классического романа. Современная романистика, к слову, в большинстве своём по сюжету однолинейна, вроде как побаивается шагнуть в сторону, чтобы посмотреть, а что там; боится изгибов, поворотов, вставных новелл или даже повестей: зачем-де осложнять себе жизнь!

Есть в «Складне» главный герой, разумеется, лирический. Но он многоаспектный, даже многоликий, если хотите, поэтому не совсем к нему подходит формула из классического литературоведения лирический герой , которую обычно применяют к одному конкретному стихотворению или небольшому циклу стихов. «Складень», повторимся, целый роман, состоящий, правда, из отдельных и по преимуществу вполне самостоятельных стихотворений. Герой «Складня» подвержен колебаниям, сомнениям, порывам, унынию, озарению, радости, печали – всему бытийному многообразию явлений жизни с человечьей силой и немочью. Право, не намного преувеличим, если условно назовём его – Поэт!

Это первые строки «Складня», и вы – уже в действии, в страстях, а то и на угольях вместе с Поэтом, душа которого в плаче. Вместе с Поэтом мы входим в библейские истории и заворожённо слышим:

И – молитвы, молитвы, преисполненные древлерусским плачем. На Байкале оказывается ли Поэт, в одиночестве ли у иконы, с прихожанами ли в храме, на улицах ли селений и во множестве других житейских проявлениях, он помнит и просит:

В книге четырнадцать глав, и их названия весьма красноречиво отображают путь развития главного героя – Поэта – гражданина современной, ещё говорят, новой России, такой разнообразной и нередко удручающе непоследовательной, противоречивой в своих проявлениях и устремлениях, но – ежели Родина она наша, как же нам быть? Каждый, видимо, решает сам. Поэт – решил, определился!

Первая глава «Складень» – точно бы напутствие направляющемуся в дорогу, в дорогу жизни, судьбы, познания. Главный герой сетует, обращаясь к Богу:

Вторая – «Великое стояние» – это не остановка, это преодоление, это поиск источника сил, и поэтому неслучаен в самом начале главы несколько бунтарский посыл-выкрик трибуна:

Но снова – молитва, молитва, как итожение нового опыта и смысла, как упование:

Сила – в молитве, но не в крике и кличе. Молитва – сила, а посему Поэту важно сказать нам:

Домостроительство, поиск государствообразующих начал жизни – стержневая тема второй главы. Здесь неустанное и строгое обращение Поэта к истории России, к житиям святых, к Библии, к недавним временам кровавого распада и разрухи , к идее русской правды в русской крови . Но боль нарастает, уголья раздувает ветрами судьбы, и Поэт подходит к черте отчаяния:

На том бы и действию романа-плача конец. Но Поэт – герой, а герой, по законам жанра, не может не действовать, и перед нами открываются новые картины бытия, но уже во вставном сюжете-ответвлении – поэме «Егорьевское стояние». Автор неторопливо повествует:

И это, кажется, уже звучит сама судьба, а судьба – это движение, развитие в какую-то из сторон, минуя распутья, а то и преграды.