Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Постепенно до меня стали доходить слухи, сперва об Алике Гинсбурге «открывавшем двери ногой в ельцинских конторах», и как он рассказывает, что Тимоша не был убит, сам случайно попал под машину, а Григорьянц воспользовался гибелью сына для саморекламы. Возможно Алик был не первый, а они все одновременно пустили этот спасительный, как им казалось, для их не только политической, но и человеческой репутации слух. И не пришли попрощаться с Тимошей, а Лара написала мне это гнусное P.S.

Но все же Тимошу убили, чтобы запугать меня и предупредить, что надо отказаться от проведения V конференции о КГБ. Я ее, с трудом двигаясь, все же провел. И на ней ко мне подошел Володя Ойвин и сказал, что во время «круглого стола» в Думе Волченко сказал ему, что пытался меня предупредить об убийстве Тимоши, звонил в офис, но меня там не было. Все это было, конечно, враньем — в офис он, действительно, звонил, но если бы речь шла о таких вещах, вполне мог добиться, чтобы меня нашли, к тому же у Волченко был мой домашний телефон, по которому он не звонил. Но так или иначе человек утверждает, что знал об убийстве Тимоши заранее и не обратить на это внимания было невозможно. Волченко потребовал, чтобы я приехал к нему на дачу в Балашиху и я, едва державшийся на ногах — приехал. Он изображал необыкновенную заботу, все порывался массировать мне плечи и спину, но потом все же сказал, что предупредила его о гибели Тимоши какая-то его сотрудница из Ленинграда, обладающая необыкновенными экстрасенсорными талантами и если я хочу что-нибудь узнать мы, с ним должны ехать туда.

— Закажите нам билеты и я Вас познакомлю.

Выхода у меня не было, в их экстрасенсорные способности я не верил ни минуты, но выяснить, кто же и откуда знал заранее о гибели Тимоши было необходимо. Я, правда, понимал, что поездка с таким близким к Рогозину профессором Бауманского института может оказаться небезопасной и потому все рассказал нашему тогда адвокату Зое Матвеевской и попросил бывшего своего помощника Диму Востокова поехать со мной. Таким образом, я заказал три билета в двойных купе «Красной стрелы», причем для нас с Димой — одно купе, а для Волченко — билет в соседнем. Но Волченко, когда узнал, что мы едем втроем, а не вдвоем, ехать отказался — у него не нашлось времени. Думаю, что поехав один я бы не вернулся из этой поездки. Но Волченко при этом не упустил упомянуть, что получил письмо от этой Корсаковой, где она написала, что Тимофей убит в результате моей деятельности и что я должен понимать, что сохраняется опасность для моей жены и дочери.

Следователь даже не пытался сделать вид, что он кого-то ищет. Вернул мне вскоре одежду Тимоши, заявив, что на ней нет следов краски от сбившей его машины, хотя генерал-лейтенант МВД Аркадий Крамарев — бывший начальник Ленинградского управления, внятно объяснил, что микроскопические остатки краски на одежде всегда есть. В машине убивая Тимошу, разбили боковые фары — по краске и найденным остаткам стекла можно было идентифицировать автомобиль, конечно, служебный, но именно этого никто не хотел. Даже вызывать на допрос Волченко, устраивать его очную ставку с Ойвиным и Усовым (он тоже был при разговоре), следователь категорически отказывался:

— Разве вы не верите в шестое чувство? — восклицал, как гимназистка, этот стокилограммовый мужик, а потом прибавлял — мне же еще служить надо.

Через Аржанникова я попросил собрать материалы наиболее тогда серьезное детективное агентство «Алекс». Вот краткая справка оттуда:

«При окончании выполнения срока договора появилась необходимость проверки гр. Волченко.

В ходе проверки было установлено, что Волченко Владимир Нититович 12.07.1927 г.р., проживает по адресу: Москва, 1-й Краснокурсантский проезд, д.5/7, кв. 33 вместе со своей семьей: жена — Волченко Людмила Борисовна, 30.04.1932 г.р.; сын — Волченко Никита Владимирович, 10.06.1954 г.р.

По месту жительства характеризуется с положительной стороны, каких-либо компрометирующих материалов в ходе проверки получено не было.

Волченко В.Н. — профессор Бауманского института. По месту его работы подходов к нему не имеется, так как его работа связана с деятельностью ФСБ».

Дело об убийстве Тимофея не прекращено, а приостановлено, поэтому ни я, ни адвокаты не могут ним ознакомиться.

Конечно, я сделал меньше, чем должен был, но на большее не было сил. Все многочисленные (по-видимому, тысячи, возможно десятки тысяч) убийств того времени, где у семей и друзей убитых было больше возможностей — остались нераскрытыми. Тома совершенно почернела от горя, почти не выходила из дому и Нюша поняла, что хотя бы ее нужно спасать. Попросила прислать приглашение из Парижа для них двоих, я написал через посольство президенту Миттерану письмо с просьбой о помощи. Написал, что не могу проверять убьют ли еще и их в «демократической» России. Президент помнил меня — ему уже приходилось писать обо мне Горбачеву, когда я был арестован в Ереване через несколько часов после завтрака с ним в посольстве (но тогда я не просил об этом). Хотя Миттерану было совсем не до того — шла предвыборная компания — он поручил послу в Москве всячески нам помочь. После сорока дней Тома и Нюша уезжали во Францию. Мой водитель якобы один из сыновей поэта Яшина, когда надо было их везти в аэропорт — не приехал. Стало ясно, что и он из КГБ. Впрочем, он и раньше пытался узнавать обо мне, что-то, что его не касалось. Но была большая машина корреспондентов BBC снимавших, как и во времена Андропова, бегство семьи диссидентов из России, и мы доехали в аэропорт на машине журналистов. За полгода в нашей довольно шумной и населенной квартире я остался один. Правда в Москве оставалась и моя мать, ей было восемьдесят шесть лет, никуда ехать она не могла и оставить ее одну я тоже не мог.

На следующее утро, после отъезда Томы и Нюши, в девять часов раздался звонок в дверь. Посмотрел в глазок — какие-то дюжие молодые люди — Откройте, пожалуйста, Сергей Иванович. Нам очень нужно с вами посоветоваться. Николай Павлович (кто?) нам порекомендовал вас.

К счастью, была железная дверь — Дима Востоков буквально заставил меня ее поставить — кажется, Паша Марченко ее и ставил. Я еще не знал обстоятельств гибели Сергея Дубова, а до этого — его сына, но у меня хватило ума, почти впервые, не открыть дверь людям, которые просят о помощи и совете, и ответил:

— Возле подъезда есть телефонная будка — позвоните мне по телефону и я все вам расскажу.

Минут десять они меня уговаривали впустить их, но ломать железную дверь не стали. Из окна я увидел, как не обращая ни малейшего внимания на телефон у подъезда, они — рослые, мощные мужики — расходятся — два в одну сторону, один — в другую. Думаю, что если бы я открыл дверь, они меня, как Дубова (о нем я расскажу позже) просто выбросили бы в окно. Это было бы даже убедительно — сам выбросился от горя. Днем я с большой осторожностью вышел из дому и дошел до опорного пункта милиции, где сидел юный участковый. Я ему не только сказал, но и написал, что думаю — это были убийцы, попросил о помощи, попросил найти моих соседей видевших смерть Тимофея, сказал, что подобные заявления напишу во все возможные правоохранительные органы, знакомым депутатам Гос. Думы и в СМИ. Думаю, что я второй раз в эти дни, после предложения Волченко, избег смерти. Ко мне больше никто не приходил и меня не караулил.