Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Так же как в 1917-20 годах и во время ежовщины решения об убийствах и их выполнении, то есть реализации, российским руководством было передано множеству сотрудников спецслужб «на местах», по всей стране.

Журналисту Игорю Королькову удалось найти экземпляр этой инструкции (газета «Московские новости», «Запасные органы» — «Новая газета» № 01 от 11 Января 2007 г.).

В целях борьбы с организованной преступностью, представляющей опасность для российского государства «создается совершенно секретное спецподразделение. Кроме центрального спецподразделения, целесообразно создание региональных оперативно-боевых групп…». Очень любопытно, что подписан этот семидесятистраничный документ сотрудником МВД (и Корольков убедился в том, что именно он имел прямое отношения к этой инструкции о терроре), рекомендовалось же привлекать в банды отставных сотрудников ФСБ, ГРУ, МВД и Внешней разведки. Полковник КГБ Петр Никулин рассказывал мне, что с ним встретился генерал КГБ и предлагал ему, уже уволенному, вступить в такую банду.

Как можно заметить я упоминаю здесь публикации, да и собственные воспоминания более позднего чем 1995 год времени. Но поскольку все это связано для меня с убийством Тимофея, мне хочется понять все, что могу.

Корольков упоминает четыре известные ему банды, созданные заведомо спецслужбами России во Владивостоке (братьев Ларионовых), в Находке, в Калининграде и в Москве (Максима Лазовского). Полковник КГБ Александр Литвиненко в своей предсмертной книге «Лубянская преступная группировка» к ним он прибавляет совершенно засекреченное подразделение КГБ, в котором служил сам — УРПО. Оно якобы было создано позднее в рамках ФСБ по инициативе непосредственного начальника Литвиненко генерала Гусака, который лично и занимался убийствами (естественно, не в одиночку — управление по разработке преступных группировок насчитывало сто пятьдесят человек). Полковник ФСБ Трепашкин сказал мне, что к тому времени, когда Литвиненко с несколькими сослуживцами стали рассказывать о том, что им поручено убить Березовского (вдова Литвиненко в фильме Андрея Некрасова «Бунт. Дело Литвиненко» говорит откровенно — они понимали, что после столь громкого убийства уничтожат и их, как уничтожили убийц генерала Рохлина) уже было застрелено ими по меньшей мере двадцать человек. Это и был, вероятно, тот список, который перед смертью показали Мажарову. Литвиненко там служил всего полгода и возможно, он лично и не «замазан кровью», как он говорил, но понятно, что вся эта гигантская банда получала деньги не только за то, что было рассказано на пресс-конференции и описано в книге Литвиненко. Не зря остальные его «коллеги» на пресс-конференции сидели в масках — было от кого прятать лица. Для меня это было очевидно и по тем страницам, которые он уделил мне. Приведу их полностью:

«В 1995 году я участвовал в провокации против известного правозащитника Сергея Григорянца. Его в ФСБ просто ненавидят. В особенности те, кто по пятой линии работал. Его постоянно прослушивали, следили за ним. В 1994–1995 годы на него давили, чтобы он отказался от своей правозащитной деятельности. Но мужик оказался упёртый, с ним ничего сделать не могли.

В конце 1995 года он вместе с двумя чеченками должен был выехать за границу на какую-то правозащитную конференцию с видеоматериалами о преступлениях, совершённых российскими войсками в Чечне. Начальник Оперативного управления Волох нас вызвал к себе в кабинет и доложил Барсукову, что, мол, люди готовы, выезжают на задание. По технике была получена информация, что Григорянц с этими материалами собирается выехать из страны. Волох приказал видеокассеты изъять, похитить или привести в негодность. Мы спросили — если изымать, то на основании чего? Мы сами не можем, это дело таможни, а у неё нет права изымать документы. Они же не запрещённые.

Необходимо было основание, чтобы Григорянца со спутницами досмотреть в Шереметьево-2, задержать, не пустить в самолет. Кто-то предложил: "Надо им чего-нибудь загрузить». Волох усмехнулся: «Ну да, наркотики Григорьянцу? Кто ж поверит?» — «Ну, тогда надо патроны подбросить». Волох говорит: «Согласен. Наркотики на границе — это уголовное дело. Нам не нужно уголовное дело. Зачем нам шум. Надо только материалы похитить или испортить». — «Патроны надо одной из чеченок подбросить, потом взять объяснение, что сумку взяла у знакомых, а там оказались патроны. Ведь где чеченцы, там патроны». Волох согласился: «Да, да; хорошо. А патроны есть? Только смотрите, не из серии ФСБ, чтобы потом не определили, что это с нашего склада».

Моей задачей было состыковаться с наружкой (они вели Григорьянца), довести до таможни и показать — вот они. А там уже был полковник Сурков, помощник Волоха. Патроны подбросила либо таможня при досмотре, либо Сурков. Не знаю кто. Мы свою работу сделали. Григорянц в этот день никуда не вылетел, а если вылетел, то без тех документов».

Для меня сразу же была очевидна привычная гэбэшная лукавая неполнота этого текста. Во-первых, давление на меня 1994 — 95 года это, по-видимому, известное ему убийство Тимоши.

Во-вторых, ехали мы в Стокгольм не просто с какими-то документами о Чечне, а Международного неправительственного трибунала о преступлениях в Чечне на слушания, устроенные для нас фондом Улофа Пальме — подробнее я расскажу об этом в следующей главе, когда дойду до трибунала.

В-третьих, с нашей поездкой была связана крупная международная операция КГБ по уничтожению или перекупке нашего Трибунала. Не все, конечно, но что-то из этого подполковник КГБ должен был слышать, но не пишет ни слова.

В-четвертых, человека в таком чине не посылают как простого филера проследить за нами до Шереметьева, да еще к тому же так откровенно и заметно, что я даже показал ехавшей в нашей машине юристу Маре Федоровне Поляковой — «Смотрите, за нами — хвост».

Наконец, если Литвиненко посылают «передать меня» наружке в Шереметьево, значит он и раньше меня знал, мной занимался, но ни слова об этом не пишет.

Поэтому когда Литвиненко позвонил мне из Лондона в 2002 году и начал в чем-то неясно извиняться и каяться, вся эта лживость была так мне неприятна, что я быстро прервал разговор. Сегодня я думаю, что был неправ — Литвиненко по-видимому не имел отношения к убийству Тимоши — он попал в УРПО два года спустя, но явно что-то знал об этом и хотел рассказать. К сожалению, я этого во-время не понял, да и отвращение ко всей его гэбэшной полуправде и к Березовскому, с которым он был связан, было у меня так велико (а рядом с телефоном, так получилось, сидела жена), что я просто прервал разговор.

И все же весь этот посвященный мне кусок книги Летвиненко вызывает еще один важный вопрос — о задачах, поставленных перед всеми этими штатными и заштатными, но созданными по единой инструкции, бандами российских спецслужб. Литвиненко постоянно пишет о том, как он и его коллеги боролись с какими-то уголовными структурами. Об этом же идет речь и в инструкции опубликованной Игорем Корольковым. Но все, что пишет так скупо Литвиненко обо мне не содержит никакого упоминания об организованной преступности, как, впрочем, и все описанные мной убийства, а между тем этой самой секретной группой воспринимается как самые обычные поручения. Взрывы моста в Москве и троллейбуса бандой Лазовского тоже никак с чей-то преступной деятельностью не связаны. Убийство Тимоши, убийство Эдмунда Иодковского, омерзительный шантаж Явлинского — все это преступления из совсем другой области. Какие же в действительности цели ставились перед создаваемыми по всей России бандами спецслужб? И кем были сформулированы эти задачи.