Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Похоже, открытая в этих утопиях система мотиваций по самой человеческой природе является единственной, какую можно предложить в качестве заманчивой альтернативы тому мотивационному комплексу, что основан на возведённом в ранг высшего приоритета немедленном прямом самоутверждении, принявшем в наше время в первую очередь формы исступлённой бытовой агрессии и ненасытного стяжания — особенно опасные в открытом обществе, когда каждый человек то и дело оказывается сам себе управленец. Эффективность этой системы доказывает не только двухтысячелетняя история императорского Китая. Но и последние десятилетия СССР, когда пропитанная грёзой о светлом будущем активная часть так называемой трудовой интеллигенции попутно сделала свою страну одним из лидеров мирового научного прогресса. И первые десятилетия новой России, когда она же, своими открытиями и работой в НИИ и КБ не за страх, а за совесть, своей готовностью продолжать творить хоть за корку хлеба, своим стоическим противостоянием потугам сделать науку рентабельной услугой, да и в разнообразных партиях, правых и левых — кого куда занесло, оказалась едва ли не единственным препятствием для стремительного, а-ля блицкриг, тоталитарного торжества общества потребления.

Создание КНР в 1949 году — с достаточно высокой степенью абстрагирования, конечно, — можно интерпретировать как очередную попытку с учётом реалий принципиально новой эпохи вновь отстроить традиционную утопию; традиционную, насколько это ныне возможно. Полный драматических зигзагов (принимавших в том числе вид критики Конфуция в последние годы правления Мао Цзэдуна) путь восхождения оказался вновь на редкость успешным, и окрыляющее чувство перспективы, чувство роста, чувство осмысленности и результативности управленческих усилий, несомненно, сыграло в этом успехе свою роль.

Успех этот, принявший в том числе и форму беспрецедентного для Китая роста благосостояния, чреват, однако, размыванием управленческих добродетелей. Особенно это опасно введу приближения к пределам роста, дальше и выше которых нынешний мир с его экологическими, геологическими, экономическими и политическими реалиями взлетать просто не позволит.

Единственным реальным средством парировать эту угрозу может стать лишь открытие выхода в какой-то новый простор, настолько заманчивый, что по сравнению с ним мечты о немедленном личном обогащении хотя бы для той части управленцев, что минимально достаточна для эффективного управления страной, просто померкнут. Прежде в Китае так бывало уже не раз.

Однако в наше время среди мешающих спасению факторов возник ещё один, чрезвычайно мощный. Он не известен многовековой восточной традиции, он нов для неё, и потому в ней не предусмотрено ни малейших органичных средств его нейтрализации. Этот фактор — агрессия идеи, согласно которой всякая мало-мальски общая мечта уже сама по себе есть нарушение прав человека, тоталитаризм и реки крови, а единственной достойной современного человека мечтой должно быть лишь личное, безотносительно к судьбам семьи, народа и страны самоутверждение и связанный с ним материальный и статуциональный личный успех.

Корни этой идеи понятны. Многократно обжегшись на собственных утопиях, западная цивилизация теперь дует на любую воду. И сама не замечает, что уже давно обеспечивает собственную жизнеспособность отнюдь не тем, что более всего в себе ценит, но попытками насильственной глобальной реализации своей нынешней унылой и тусклой выдумки, слегка украшенной фиговыми листочками лозунгов в стиле Мора и Кампанеллы о борьбе с тиранией. Она, эта выдумка, сводится к планетарному господству общества изолированных и самоутверждающихся всяк на свой лад индивидуумов, не связанных между собою никакими обязательствами, кроме финансовых, и никакими отношениями, кроме отношений купли-продажи, производства-потребления. Только навязывание миру этой системы придаёт сейчас западной цивилизации хоть какой-то смысл — по крайней мере, в глазах её самой.

Сейчас уже практически невозможно сомневаться в том, что если в течение обозримого будущего мотивационная альтернатива в стиле цзюньцзы коммунара не будет каким-то образом вновь с неподдельной привлекательностью предложена хотя бы в одной достаточно влиятельной стране, лучше — группе стран, на человечестве можно ставить крест. Самые жуткие литературные антиутопии покажутся райскими кущами по сравнению с тем, что на нас накатит в реальности.

Да, мы прекрасно знаем, что в периоды кризисов всякая коллективистская идеология может показаться — а отчасти и впрямь оказаться — оправданием и питательной средой тирании. Но верно и то, что лишь она способна обеспечивать приток в управленческий аппарат — а, говоря шире, и в общество в целом — хотя бы минимально необходимого количества людей, стремящихся не только к личному обогащению.

Идеология личного успеха на это не способна вовсе.

Похоже, к сожалению, что российская культура, при всей своей самобытности, оказалась в этом смысле вполне европейской. Надорвавшись в попытке реализовать древнюю западную идею коммунизма на последнем дыхании своего не менее древнего общинного своеобразия, ныне она так и не смогла предложить никакого ненасильственного механизма противодействия агрессивной мотивационной трансформации. Во всяком случае, пока.

Сможет ли демонстрировавшая до сих пор поразительную устойчивость древняя культура Китая открыть какой-то новый простор, предложить какую-то новую перспективу, которая смогла бы сделать людей более или менее иммунными к доминированию грёзы личного самоутверждения и обогащения, мы увидим уже в ближайшие годы.

Сентябрь 2013

Относительно недавно, в конце января две тыщи четырнадцатого года, мне посчастливилось впервые в жизни посетить славный город Париж. Я принял участие в «Днях русской книги и русскоязычных литератур» и присутствовал на вручении ежегодной премии «Русофония»; её присуждают то ли в шести, то ли в семи номинациях за лучший перевод на французский язык русскоязычных художественных произведений, настолько привлёкших внимание французских интеллектуалов, что кто-либо захотел их перевести и издать.

Мне довелось поучаствовать в трёх круглых столах (один — о своеобразии питерской литературы, другой — о блокаде Ленинграда и третий — памяти Бориса Стругацкого, где пришлось говорить в основном о знаменитом питерском семинаре молодых фантастов, но и о современной российской фантастике тоже), а также провести один личный творческий вечер. На все эти мероприятия вход был свободный, и слушать мог в мэрию 5-го округа зайти всяк интересующийся. Не скажу, что залы набивались битком, но люди были, причём люди очень симпатичные: много молодёжи, слушали внимательно, задавали вменяемые вопросы, никто не уходил и не демонстрировал уровень типа «водка-матрёшка-балалайка». Приветливые и находящиеся вполне, что называется, в материале ведущие. Аккуратные переводчики, отзывчивая публика… Плюс радушие, плюс искренняя забота о приехавших писателях со стороны принимающей стороны. Плюс трепет, охвативший меня внутри Нотр-Дам — не столько религиозный, сколько перед мощью великой, поистине великой культуры. Честно скажу: всё это заставило меня всерьёз засомневаться — а не слишком ли я туп, относясь без надлежащего восторга (помните «Трудно быть богом»? «Пять розог за невосторженный образ мыслей!») к отношению современной западной цивилизации к нам? А из-за этого — без надлежащего восторга и к ней самой? Не напоминаю ли я кулика, который кроме своего болота ни черта не видел, а потому его и хвалит?