Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Стало быть, дело лишь в том, что Путин, как и Гитлер, поправляет границы и воссоединяет разрезанные нации.

Причём Гитлер поправлял те границы, что специально для расчленения народов, точнее — ослабления Германии и расчленения немцев, продиктованы были ИЗВНЕ лондонскими и парижскими демократами. Путин же поправляет границы, наструганные большевиками в 20-х и 50-х годах тоже специально для расчленения народов, но по крайней мере В СВОЕЙ СТРАНЕ. И почему-то демократам, которые большевиков вроде бы не любят, сталинские и хрущёвские границы дороги, как святыни.

Чтят, оказывается, буржуи заветы Ленина!

Вспомним: понадобилась Германия против Советской России — демократы тут же пересмотре ли свои решения о границах, поддержали Гитлера с его претензиями на Судеты и погубили Чехословакию.

Ещё 24 сентября 1930 года, за два с половиной года до прихода нацистов к власти, виконт Ротермир, глава английского газетного треста и владелец газеты «Дейли мэйл» (ставший, кстати, в 1939 году начальником отдела печати министерства информации Великобритании), писал в передовице своей газеты: «Такой мощный, высоко патриотичный народ, как немцы, никогда не удовлетворится передачей его национальных требований на усмотрение Лиги Наций. Более вероятно, что с приходом к власти национал-социалистического правительства под энергичным руководством этой партии Германия сама найдёт способ исправления самых вопиющих несправедливостей… В результате таких событий Чехословакия, которая систематически нарушала мирный договор как угнетением расовых меньшинств, так и уклонением от сокращения вооружений может в одну ночь прекратить своё существование».

За несколько месяцев до первых гитлеровских захватов, а именно 28 января 1938 года, глава МИД Великобритании лорд Галифакс в Берлине говорил Гитлеру: «Целиком и полностью признаются заслуги фюрера в деле восстановления Германии… Члены английского правительства проникнуты сознанием, что фюрер достиг многого не только в самой Германии, но что в результате уничтожения коммунизма в своей стране он преградил путь последнему в Западную Европу, и поэтому Германия по праву может считаться бастионом Запада против большевизма». А вот 3 марта того же года, буквально накануне присоединения Австрии к Германии, королевский британский посол в рейхе Гендерсон в ответ на упрёки фюрера в том, что Англия его, фюрера, не поддерживает, возражал в том смысле, что сам он, сэр Нэвил Гендерсон, «часто высказывался за аншлюс». 20 сентября 1938 года, за несколько дней до Мюнхенского сговора, польский посол в рейхе Липский доносил в Варшаву о своей беседе с Гитлером: «Канцлер довёл до моего сведения, что …после решения судетского вопроса он поставит вопрос о колониях и что его осенила мысль о решении еврейской проблемы путём эмиграции евреев в колонии в согласии с Польшей, Венгрией, а может быть, и Румынией (тут я ответил, что если это найдёт своё разрешение, мы поставим ему прекрасный памятник в Варшаве)».

Интереснейшее свидетельство оставил референт МИД Чехословакии Губерт Масаржик, который вместе с чешским послом в Германии Маетны во время Мюнхенской конференции сидел в прихожей, а второстепенный представитель британской делегации Эштон-Гуэткин время от времени выбегал к нему из парадных залов и ставил в известность о том, как идут переговоры.

«Г-н Гуэткин очень нервничал и был весьма скуп на слова. Из его осторожных замечаний я понял, что какой-то план, содержание которого г-н Гуэткин пока не мог мне сообщить, уже почти готов и что этот план намного хуже, чем англо-французские предложения. …Я обратил его внимание на последствия подобного плана… Он ответил, что я не представляю, как тяжела ситуация для западных держав и как тяжело вести переговоры с Гитлером». То есть бравый британец, видимо, предполагал, что чех, из-под которого они там с фюрером общими усилиями выдёргивали родную страну, ещё и посочувствовать ему должен!

«Когда он снова заговорил о трудностях переговоров с Гитлером, я сказал ему, что всё зависит, в действительности, от твёрдости двух западных великих держав, на что Гуэткин заявил весьма серьёзным тоном: „Если вы этого не примете, то будете улаживать дела с Германией в полном одиночестве…“. …В 1 ч. 30 мин. нас повели в зал конференции… Чемберлен при этом непрерывно зевал и не обнаруживал никаких признаков смущения… Нам было объявлено довольно грубым образом и притом — французом, что это приговор без права апелляции и без возможности внести в него исправления».

Отлично дополняет эту картину докладная записка о Мюнхенском совещании, написанная 29 сентября 1938 года советником бюро рейхсминистра Риббентропа Эрихом Кордтом. Например: «Фюрер …после длительных переговоров согласился принять внесённую в текст договора формулировку… Даладье выразил за это фюреру горячую благодарность и заявил, что принятие этой формулировки значительно облегчит ему его позиции во Франции. Возвратившись во Францию, он скажет, что фюрер сделал этот жест из личного внимания к нему (Даладье)».

Кстати сказать, сразу после Мюнхена Германией и Англией был подписан ещё один документ. Там, в частности, говорилось: «Мы полны решимости рассматривать и другие вопросы …при помощи консультаций и стремиться в дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе. Адольф Гитлер. Невил Чемберлен».

То есть это они мир обеспечивали!

Но через несколько месяцев, 16 декабря 1938 года, посол Польши в Англии Липский, характеризуя состояние умов в Британии после Мюнхена, рапортовал в свой МИД: «Раздор на востоке Европы, грозящий Германии и России вовлечением в него, …здесь повсеместно и подсознательно считается „меньшим злом“, могущим отодвинуть на более длительный срок опасность от Британской империи и её заморских составных частей».

Получается, «раздор на востоке Европы, грозящий Германии и России вовлечением в него» — это и есть мир.

Летом 1939 года в Москву прибыла англо-французская военная миссия для обсуждения военных планов спасения Польши в случае нападения на неё Германии. Заключи тогда демократы с СССР хоть какой-то договор, не было бы вообще войны, ни германо-польской, ни Второй мировой. Но ДАЖЕ ДЛЯ НЕМЦЕВ сущность этой миссии была понятна с самого начала. Посол рейха в Лондоне Дирксен ровно за месяц до начала военных действий, 1 августа сообщал в Берлин: «К продолжению переговоров о пакте с Россией, несмотря на посылку военной миссии — или, вернее, благодаря этому, — здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находится в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал — точно так же простой строевой офицер; генерал авиации — выдающийся лётчик и преподаватель лётного искусства, но не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения».