Вячеслав Рыбаков - Резьба по Идеалу

Вот уж воистину — живут, под собою не чуя страны. И не желая чуять.

В 20-х годах прошлого века гражданская война и разруха сделали невозможным эволюционное восстановление экономики. Попробовали НЭП — не сработало. Крестьянам на заработанные продажей зерна деньги нечего было покупать, ведь в тяжёлую промышленность нэпманов не влекло. Да и трудно их винить за это: чтобы открыть булочную и чтобы построить Магнитку, требуются несопоставимые финансовые и организационные ресурсы. ПОНИМАТЬ, что некое историческое явление с какого-то момента становится неизбежным, и ОПРАВДЫВАТЬ его — это совершенно разные вещи. Этического, да и чисто человеческого оправдания тотальному насилию быть не может. Но утверждать, будто оно явилось результатом одной лишь беспричинной лютой злобы и духовного уродства тех, кто тебе не по нраву, — это опять же чисто человеческая подлость. Хотя бы по отношению к тем, кто оказался поставлен в определённые условия и по мере сил и разумения, ПО СОВЕСТИ, разгребал то, что было бессовестно раскурочено и наворочено не ими. Кто пытался хоть какого склеить фамильную чашку, которую голубая кровь шарахнула об пол в идиотской уверенности, будто ей за красивые глаза и умные разговоры вот-вот поднесут Святой Грааль, до краёв наполненный французским шампанским. Конечно, склеенная чашка — это всего лишь склеенная чашка. И клей токсичен, и трещины текут… Но что было делать тем, кто жить не мог именно без этой чашки, а любая чужая им и даром не нужна?

После Февраля страна была обречена либо стать вымирающей и распадающейся на фрагменты колонией ядра капиталистической системы (англичан-французов-японцев-американцев, кто сколько успеет хапнуть), либо на жуткий форсаж того или иного типа. Из которых, кстати, сталинский оказался ещё не самым жутким, были варианты и покровавей — скажем, всё то же самое, только не ради отчизны, а ради того, чтобы превратить её в спичку пожара мировой революции; былой троцкист Хрущёв, при Сталине как бы раскаявшийся, уже в новых условиях попробовал вернуться к политике типа «Мировой пожар раздуем», выкачивая советские ресурсы то в Азию, то в Африку, и тем запустил процесс, приведший к распаду что социалистического СССР, что исторической России. А Февраль, обрушивший монархию, был устроен никак не большевиками, а генералитетом, дворянством, магнатами и мечтавшими об очистительной буре властителями дум. Непонимание этого дорого стоило нам и может стоить в ближайшем будущем ещё дороже.

И, следовательно, книга Чудиновой является дезориентирующим обманом читателя, говоря по- простому — оболваниванием масс. Сама по себе она — пустяк, не стоила бы серьёзного разговора. Но она показывает, что даже идеология, вроде бы круто замешанная на русской идентичности, если она подразумевает дезавуирование, поругание и стирание собственной истории, сразу попадает в общую кучу всех иных оболваниваний: антисоветских, русофобских, нацистских, общечеловеческих, прочих (нужное подчеркнуть).

То, что в эту кучу вполне органично вписались фанатичный монархизм и карикатурная ненависть к либералам, лишь демонстрирует универсальность процесса: совершенно неважно, какой миф вколачивать в головы. Лишь бы клюнули — не на тот, так хоть на этот. Неважно, под каким соусом убеждать читателя в том, что его страна вот уж то ли сто лет, то ли вообще от начала времён живёт ненастоящей жизнью, ничего доброго не совершает, ничего полезного не может, и надо просто заменить эту жизнь настоящей, проклянув и аннулировав всё, что было сотворено и достигнуто. И разнообразие мифов, от навязшего на зубах либерального до вот уже и монархического, лишь способствует дальнейшему разобщению в стране. Чем шире спектр, тем более широкий круг людей можно лишить опоры и свести с ума. Стоит только посмотреть на бесчисленные сетевые склоки, в которых люди уже совершенно искренне, не за деньги, не за престиж, не за тираж, с честной пеной у безгрешного рта, после каждого раунда всё сильнее злобясь друг на друга, спорят, с каких именно позиций надо ПРАВИЛЬНО ненавидеть свою историю и свой народ, который эту историю творил, его беды и его победы.

И вот уже читаем в буйных анонимных дискуссиях такие доводы, как: «Что для совков плохо — для русских хорошо».

Ага. Развал СССР, например. Для совков — слёзы, стало быть, русским куда как захорошело. Двадцать миллионов их, не выходя из дома, в одночасье оказались третируемыми чужаками в многообразных республиках, промышленность упала, как не падала даже в 42-м, когда Гитлер захватил самые развитые области страны — а русским, понимаешь, «сразу стало веселе-е».

Как говорится — глупость или измена?

В своё время прогрессивная общественность, обсуждая патологический, по её ощущениям, исход Великой Отечественной войны, придумала известную максиму: народ победил вопреки системе.

Верите?

Я не верю.

Но вот то, что мы как-то ещё теплимся, сохраняем человечность и творим посильное добро именно вопреки современной культуре — для меня бесспорно.

Страна наша сейчас на ощупь и «сквозь револьверный лай» всё же развивается, мучительно, половинчато и неумело изживает напластования старых и новых уродств (порой наживая при этом совсем свеженькие, не опробованные), на одном лишь инстинкте пытается спасти и себя, и других, хотя частенько бывает непонятно: а что такое — спасение? В чём оно? От чего оно? А главное — ДЛЯ чего?

То, что все это делается исключительно вопреки нынешней нашей «высокой» культуре, — факт.

И даже не вопреки. Просто одно и другое мотивируются из несопряженных бездн, пребывают за тридевять земель друг от друга, движутся не то что в разных направлениях, а в разных плоскостях, в разных социальных, культурных и этических пространствах.

Это — факт.

А как писал Горький, правда, по несколько иному поводу: «Смерть есть факт, подлежащий изучению».

Декабрь 2017

В это трудно теперь поверить, но каких-то полтора века назад цивилизованное человечество было убеждено, что технический прогресс непременно будет сопровождаться прогрессом социальным, а тот, в свою очередь, автоматически потянет за собой прогресс нравственный.

Вся, например, фантастика Жюля Верна пронизана этой верой. Даже описывая современную ему реальность, где действуют персонажи, персонифицирующие научный прогресс — инженеры, учёные, энтузиасты науки и техники, — основоположник научной фантастики фактически преподносил их как лучших людей, людей новой формации, увлечённых не жестоким самоутверждением и не погоней за золотыми миражами, но поисками истины, преображением природы, конструктивным воздействием на окружающий мир, которое имеет исключительно позитивный характер.