Сергей Буркин - Что случилось с Россией

Что касается упомянутой выше категории «мелких» хищений, то под нею подразумеваются, в основном, «несуны»(воровать в супермаркетах наши люди еще не научились). В послевоенную эпоху «несуны»были существенным фактором стихийного перераспределения продовольствия в голодной стране: каждый «несун»обеспечивал тем или иным продуктом питания не только свою семью; вокруг каждого «несуна» возникал своеобразный ареал из друзей, соседей, знакомых, что приносило «несуну», естественно, немалый «навар»; ареалы смыкались и перекрывались между собою, охватывая в совокупности значительную часть населения страны.

В позднейшую эпоху едва ли не весь «навар» пошел на пропой; «несуны» нового поколения - эпохи Застоя тащить стали не только продовольственные товары, но все, что ни попадалось под руку; иной алкаш- неудачник, не располагающий на своем рабочем месте ничем, имеющим, по Марксу, меновую стоимость, тем не менее тащил с работы в кармане никому не нужные в быту железяки - только потому, что, когда «душа горит», она требует действий - пусть даже бессмысленных и безнадежных...

Нетрудно, сопоставив цифры, сообразить, что указанный выше суммарный ущерб от мелких хищений возник в результате не менее чем 36 млн. случаев задержания «несунов» (фактически их было, разумеется, много больше: не у всех же цена похищенного была максимальной - именно 50 рублей; а главное - задержана-то была лишь небольшая часть всей армии «несунов»). И все же, если считать хотя бы как минимум 36 млн. «несунов», - ведь это из 100 млн. трудящихся, занятых в СССР в материальном производстве и распределении, т.е. не менее трети работяг - «несуны». С точки зрения нравственной - печальная была картина, когда «всенародное» государство растаскивалось по мелочам своим народом.

Но для дальнейшей эволюции этого государства в эпоху Застоя были гораздо опаснее такие случаи, когда подобные же миллионные и миллиардные, но не учтенные статистикой, похищенные суммы попадали не по мелочи в миллионы нечестных рук, а в одни руки - в руки подпольного финансиста. Во многих случаях подпольная финансовая и промышленная деятельность начиналась с крупного хищения. Известны отдельные случаи (а сколько их осталось неизвестно!), когда, например, принималось правительственное решение построить завод; его строили, по всем отчетам, несколько лет; на строительство ежегодно отпускались кредиты; наконец, стройка заканчивалась; назначалась государственная комиссия, которая принимала построенный завод; но когда плановые органы пытались распорядиться его продукцией, - только тогда выяснялось, что этот завод никто никогда не строил, даже не начинал; а куда исчезли отпущенные на строительство деньги, - никто не знает. По некоторым оценкам, в конце эпохи Застоя ежегодно бесследно растаскивалось до трети от суммы инвестируемых кредитов.

Как и во всяком деле, для успешного расхищения государственной собственности - в торговле ли, в строительстве, в других ли сферах - требовался определенный специфический талант, практика, опыт, профессионализм, иначе неизбежен провал. Поэтому из государственной торговли и снабжения, как и на «черном рынке», в миллионеры выходили очень немногие. Немногие же умели вложить приобретенный капитал так, чтобы он непрерывно приносил максимальную прибыль (а неспособный к предпринимательской деятельности, но удачливый расхититель наворованные деньги обращал в сокровища и сидел над ними, как Кощей - известны из криминальной практики и такие сюжеты).

Но чаще всего подпольная коммерческая деятельность просто неудержимо прорастала в трещинах и дырах квази-социалистической экономики. К концу эпохи Застоя подпольный бизнес лез уже изо всех щелей. Начиналось порою с малого: например, изобретения, отвергнутого, как водится, руководимой начальствующим сословием легальной экономикой; или хотя бы небольшого усовершенствования в технологии производства или организации труда, которое все же было внедрено без ведома руководства предприятия. Такое усовершенствование или повышало производительность труда, уменьшало материало- и энергоемкость продукции, снижало ее себестоимость, перерабатывало отходы производства, или что-нибудь подобное. Уменьшение материалоемкости давало экономию сырья, а это - дополнительная (из сэкономленного сырья или переработанных отходов), неучтенная, «левая» продукция; оставалось лишь наладить ее сбыт. Производство нелегальной, «левой» продукции непосредственно в цехах государственных предприятий, параллельно с законной продукцией - вот своеобразный криминал так называемых «цеховиков». По мере расширения «дела», «левое» производство могло быть перенесено в обособленные цеха или филиалы тex же предприятий, т.е. сохраняло свою прежнюю «крышу».

Изготовить «левый» товар - это не самое сложное: рабочий, согласный подработать дополнительно, в каждом цеху найдется. Но далее товар нужно упаковать, вывезти за ворота фабрики и доставить на «торговую точку», взявшуюся этим «бесфактурным» товаром торговать. И каждый этап движения товара, каждое звено в системе связей «цеховик» должен оплатить рублем, а следовательно - иметь первоначальный капитал (где-то ранее наворованные деньги) или просить кредит у подпольного финансиста (за высокий процент при жестких сроках возврата).

Частное предпринимательство в СССР со сталинских времен преследовалось законом. Тем не менее, оказалось, что в «стране развитого социализма», стоявшей, по анекдоту, одной ногой уже в коммунизме, можно было в любой точке при желании организовать частное капиталистическое предприятие - стоило лишь рублем поманить. Причем и рубль-то к хозяину обратно возвращался в форме капиталистической прибыли.

Чтобы, раздобыв первоначальный капитал, создать прибыльное производство, наладить бесперебойное снабжение предприятия сырьем и выгодный сбыт продукции - и все это нелегально, в обход всех законов (а следовательно, нельзя ничем обидеть ни одного из рабочих нелегального предприятия, чтобы не выдали, не донесли), для этого определенно нужно было быть гением в своем деле. Но Русская земля не оскудела гениями, в том числе и на криминально-экономическом поприще.

Впоследствии, уже в годы Перестройки, один такой русский бизнесмен, вспоминая свой нелегальный бизнес, сравнивал себя с боксером- канатоходцем, одновременно ведшим бой и балансировавшим на проволоке. И ведь получалось!

Накопление капиталов, не охраняемых Законом (так как подпольные предприниматели не могли обращаться за защитою ни к каким государственным органам), сделала бы эти капиталы легкой добычей для преступного мира, если бы подпольные предприниматели не обратились за помощью и защитой именно к нему. К этому времени поколение, неудовлетворенных сложившимся квази-советским обществом, подростков, в послеоттепельные годы срезавших телефонные трубки и вытаптывавших цветочные клумбы, повзрослело, но не смирилось с окружавшей его действительностью, с ненавистью отвергнув господствовавший конформизм.