Сергей Буркин - Что случилось с Россией

Конец 1987 - первая половина 1988 годов - особенно после идейного отпора, полученного (тем и прославленной) Ниной Андреевой, - удивительное время скоростного всенародного освобождения от многолетнего, в гены въевшегося, страха. За эти месяцы многое было сделано в первый раз: журнал «Аврора» напечатал «Интердевочку» Кунина - и вдруг сразу выяснилось, сколько у нас (и кроме ГУЛАГа) всевозможной, в упор незамечаемой, грязи; киностудии начали снимать с полок, не пропущенные в свое время цензурою, десятилетиями непоказываемые фильмы; 29 апреля 1988 года в Москве открылась выставка «Забытые полотна» (живопись 20-х - 30-х годов); 17 мая «Литературная газета» впервые опубликовала подборку политических анекдотов; не только Церковь, но и вся общественность в июне отметили 1000-летие «Крещения Руси»; и т.д. По отдельности - все это, казалось бы, мелочи, но они создавали определенную атмосферу.

Существовавший у нас тогда Верховный Совет СССР был выбран в 1984 году на обычных в то время «выборах без выбора». Заседая каждый год два раза по 1 - 2 дня, на протяжении почти четырех лет этот квазипарламент штамповал преподносимые ему на утверждение законы, совершенно их не обсуждая (а некоторые депутаты - даже не читая). Но общее воодушевление задело и их - на одной из предпоследних сессий Совета (а последние утверждали лишь отставки и назначения) депутаты насмелились обсуждать вынесенный на утверждение законопроект (дерзость, неслыханная с 30-х годов); впрочем, утвердили закон (о кооперации) без депутатских поправок.

Отметила своеобразие момента и статистика: резко возросла численность подписчиков и тиражи газет и журналов; медицинская статистика и наблюдения психиатров отметили в 1988 году заметное снижение - против предыдущих лет - уровня повторяемости нервных стрессов и числа самоубийств.

Начавшийся в мае вывод наших войск из Афганистана, который квази- советское командование - в характерной для всего начальствующего сословия надежде на авось, на чудо - растянуло на десять месяцев (как в анекдоте: «добрый»хозяин своему фокстерьеру «купирует», т.е. отрезает, хвост... каждый день помаленьку), квази-советским народом был встречен неоднозначно: более сорока лет СССР не знал подобного военного поражения, но тем большим поводом последнее послужило для развертывания стихийного всенародного обсуждения политики Горбачева и всей Перестройки.

Такое быстрое высвобождение духа в квази-советском обществе из-под привычной доминанты страха нельзя поставить в исключительную заслугу Горбачеву и его команде - народ уже и сам устал бояться каждого ночного стука в дверь и скрипа сапогов. Но и ведущая роль Горбачева в деле демократизации политической жизни общества и расширении гласности, разумеется, бесспорна. Еще 30 июня 1987 года, проведя через послушный квази-парламент закон «О всенародном обсуждении важных вопросов государственной жизни», Горбачев так спланировал график партийно-государственных кампаний и мероприятий, что весь 1988 год, почти без передышки, шло «всенародное» обсуждение то одного, то другого законопроекта или мероприятия, в связи с чем весь год не прекращались всевозможные дискуссии: зимой и весной обсуждали проект закона о кооперации, весну и начало лета - тезисы ЦК к XIX партконференции, осенью - поправки к Конституции, новый избирательный закон, с декабря - основы уголовного законодательства; все второе полугодие шла и активно обсуждалась отчетно-выборная кампания в партийных организациях. Выше было отмечено, что особенно острыми стали дискуссии после того, как вошел в члены Политбюро и взялся курировать средства массовой информации Александр Яковлев. Он, кстати, первый четко сформулировал, что, наряду с идейными расхождениями, в 20-х годах внутри нашей Коммунистической партии шла «беспринципная борьба за власть».

Большую роль в освобождении массового сознания сыграла реабилитация всех жертв необоснованных репрессий - не только Большого Террора 1935 - 1938 годов, но и всех других террористических кампаний за все годы советской и квази-советской власти. Тема культа Сталина, обоснованности его террористических акций, допустимости массовых репрессий, отношения к реабилитированным и т.п. стали на много лет предметами обсуждения не только в средствах массовой информации, но и буквально в каждом неформальном круге собеседников, особенно - немолодого возраста.

По удивительной неожиданности своей стихийно сложившейся атмосферы нашу весну 1988 года многое роднит со всемирно известной Пражской весной, так ненадолго расцветшей на двадцать лет раньше нашей, и опаска за будущее этой, Московский весны все время в душе оставалась - тем более, что за пределами Москвы и нескольких самых крупных городов весенние температуры духа были гораздо ниже, а местами на периферии вообще никакой «перестройки» почти не чувствовалось. Но самой парадоксальной особенностью прогрессирующего духовного освобождения народа было то, что одновременно быстро ухудшалось его материальное положение; все ниже и ниже во всех отношениях падало качество жизни, а народ, тем не менее, радовался обретенной свободе и, ради неведомо куда ведущей, Перестройки до поры, до времени мирился с неизжитыми прежними и возникавшими новыми бесчисленными трудностями.

Замахнувшись на «коренную перестройку управления экономикой» Горбачев все еще не подозревал, чем грозила стране ежегодная несбалансированность государственного бюджета, развязанная антиалкогольной кампанией. Эта несбалансированность перекрывалась все новыми и новыми эмиссиями денежных знаков, и это тайное манипулирование финансами страны уготовило квази-советской экономике «перестройку» куда «кореннее», чем предусматривалось всеми горбачевскими постановлениями.

Ежегодные просчеты в осуществляемом (кое-как и на авось) планировании народного хозяйства, постоянно возникавшие диспропорции и порождавшиеся ими дефициты отдельных потребительских товаров и раньше создавали у населения неуверенность относительно надежной возможности приобретения любого товара в нужный момент. Даже по данным официальной статистики, в 1988 году из 211 учитываемых групп продовольственных товаров надежно можно было всегда приобрести лишь 23.

В результате покупатель стал вынужден и привык товарами повседневного спроса запасаться заблаговременно. От дня завоза, сопровождавшегося громадной очередью, и до следующего завоза полки в магазинах стояли пустые. Даже в Москве прежнюю показуху «изобилия» поддерживать стало невозможно - «ажиотажный спрос» все смывал с магазинных полок. А ведь в планы производства товаров народного потребления по идее закладывалось почти полное удовлетворение физиологической потребности в них, и планы эти каждый год либо выполнялись, либо дефицит покрывался импортом. Просто все «ходовые» товары... уходили, вместо государственной торговли, на «черный рынок».