Илья Василевский - Николай II

Было бы утомительно, да и ненужно, прослеживать “дела и дни” этих больших и малых Распутиных всероссийского Двора. Каждый из них достаточно типичен, чтобы дать исчерпывающее представление об этой странной специальности, об этой необычной профессии.

Когда в городе Козельске удалось найти юродивого, мещанина Митьку, с детства лишенного членораздельной речи и умеющего только мычать во время припадков падучей, этого “Митю блаженного”, вместе с его антрепренером, объяснителем его мычания, псаломщиком Елпидифором Егоровым немедленно через козельского помещика флигель-адъютанта князя Николая Оболенского вытребовали ко двору.

Карьера Митьки блаженного отныне казалась обеспеченной. До сих пор юродивый и его антрепренер довольствовались мужицкими двугривенными и деревенскими подарками: домотканным полотном, лукошком яиц и т. п. Но после того, как во время эпилептического припадка Митька предсказал княгине Абамелек-Лазаревой рождение сына, и сын, оказывается, действительно родился, и княгиня Абамелек-Лазаре-ва успела рассказать об этом в салоне богомольной графини Игнатьевой, и брат обер-прокурора Светлейшего Синода князь Оболенский уже взял на себя миссию доставить Митьку с его антрепренером в царский дворец, теперь будущее Митьки было обеспечено. Да здравствует новый святой, новый советник самодержавного царя, новый вершитель судеб державы Российской!

И ведь были еще люди, которые отрицали демократизм за монархом всея России!

Когда Митьку и Елпидифора привезли в Царское Село, и основательно вымыв обоих в бане и переодев в новые, типично русские костюмы, - одного в зипун, другого в подрясник, - привели к Николаю, Митька замычал.

- А что это обозначает? - робко осведомился государь.

Псаломщик Елпидифор Егоров к этому вопросу был подготовлен: “Детей повидать желает”, - объяснил он той формулой, какой научили его считавшиеся с чадолюбием царя придворные.

Царя ответ обрадовал. Всех детей немедленно мобилизовали и - развернутым строем - вывели пред светлые очи Митьки. Юродивый дико завопил и проявил большое возбуждение. “А это же что?” “Это он чаю с вареньем просит”, - немедленно объяснил находчивый антрепренер.

Знакомство наладилось, таким образом, благополучно, но пребывание Митьки при Дворе было все же не прочно: его манера жить и его привычки были не только не вполне элегантны, но и утомительны.

Как оказалось, наибольший прорицательный дар накатывал на него после смертного боя, к какому его приучал антрепренер и объяснитель Елпидифор, или - во время эпилептических припадков. Государыня Александра Федоровна в это время была, больна и готовилась стать матерью. Это не помешало ей четыре месяца присутствовать при эпилептических припадках Митьки блаженного с тем, чтобы лично задавать ему вопросы о предстоящем рождении и “непосредственно подвергнуться его влиянию”. Митька корчился в судорогах, болезненно стискивал зубы, брызгал густой пеной, но мычал что-то невразумительное. “Еще рано, до родов далеко. Окончательно определить, мальчик или девочка, пока не может. А только он молится и впоследствии времени все скажет”, - уверенно отвечал подкормившийся на дворцовых хлебах и одобрявший дворцовую жизнь антрепренер Елпидифор.

Дело окончилось грустно. Во время одного необычайно сильного припадка падучей у Митьки Александра Федоровна настолько испугалась, что впала в обморочное состояние, разрешившееся тяжелым истерическим припадком. Как следствие этого, получились преждевременные, на пятом месяце роды. Ребенок родился мертвым.

Верная старому принципу - обращать даже трагические события царского строя в смешные, цензура немедленно распорядилась вычеркнуть из феерии “Царь Салтан”, шедшей в то время в Императорском Мариинском театре, слова: “Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не собачку, не лягушку, а неведому зверюшку”. Для полноты картины, полиция в Нижнем-Новгороде сочла благовременным принять срочные меры по конфискации календаря, на обложке которого была изображена женщина, несущая в корзине четырех поросят. В этой невиннейшей обложке усмотрели почему-то намек на четырех царских дочерей.

Как ни неудачны оказались на посторонний взгляд сеансы Митьки-юродивого, но общий культурный уровень при Дворе был так потрясающе низок, а тоска по чуду, жажда чуда - так неимоверно высока, что щедро одаренного и отпущенного с миром Митьку юродивого вызывали, оказывается, вторично. Снова прием во дворце, снова новые эпилептические припадки и судороги и новые объяснения тупого Елпидифора: “Лимонаду просит!”, “Всего лучшего желает!”, “Обещает, что все наладится”.

И только после этой вторичной, длительной пробы юродивый Митька получил, наконец, чистую отставку. Мещанин Елпидифор был очень обижен и в скором времени после этого так далеко зашел в деле избиения Митьки на предмет добывания прорицаний, что Митька не выдержал и умер.

Надо признать, что этот псаломщик Елпидифор Егоров был совершенно неправ в своей злобе на Митьку. Если бы сам Егоров был подоходчивее, если бы он, как другие прорицатели, специалисты по спиритизму и вертящимся столикам, сумел подсказывать деловые советы (передача концессий на петербургский метрополитен инженеру Балинскому, назначение Корево и т. п. - все эти заветы, полученные Николаем от медиумов с вертящимися и стучащими столиками), - то звезда Митьки не закатилась бы так быстро, н псаломщик Елпидифор мог бы, чего доброго, назначать п увольнять министров с неменьшими полномочиями, чем сам Григорий Распутин.

Но мещанин Елпидифор Егоров был жаден, но глуп. Та придворная партия, которая поставила на эту лошадку, оказалась в чистом проигрыше, и место юродивого Митьки сразу же заняла кликуша Дарья Осипова. Эту сумасшедшую старуху доставил во дворец по просьбе Николая II флигель-адъютант Орлов.

Личность генерала Орлова - одна из наиболее загадочных во всем дворцовом антураже. И. В. Гессен, взявший на себя грех самовольной цензуры “Воспоминаний” графа Витте, в неумеренном восторге, типичном для цензора-добровольца, заменил точками страницы, посвященные С. Ю. Витте этому незаурядному человеку и его исключительной близости. “мистериозной связи” с.государыней Александрой Федоровной и А. А. Вырубовой. Когда Александра Федоровна задолго до замужества, в звании принцессы Алисы Гессенской, в первый свой приезд в Россию не понравилась Марии Федоровне и под ее влиянием была признана неподходящей и отправлена обратно на родину, тогда придворные круги резко изменили свое отношение к кандидатке. Еще вчера лебезившие перед ней, почтительно и искательно окружавшие будущую царицу, сегодня все они, узнавши, что кандидатура ее провалилась, что ветер дует в иную сторону, разом повернулись спиной ко вчерашней героине и перестали ее замечать. И только “молодой красавец” Орлов - единственный! - продолжал быть подчеркнуто внимательным и почтительным к отвергнутой невесте. Это внимание создало совершенно особые отношения Александры Федоровны к “своему генералу” Орлову. Образовался впоследствии особый тройственный союз: Александра Федоровна - А. Орлов - А. А. Вырубова, члены которого считали себя “мистически связанными” между собой.