Илья Василевский - Николай II

Только и читаешь: “что за прелестная телеграмма от нашего Друга” (стр. 213). “Очаровательная телеграмма нашего Друга наверное доставила тебе удовольствие” (стр. 110). “Переписал ли ты и эту Его телеграмму для себя на особом листе?” (стр.217).

Текст этих телеграмм представляет собою сплошь пьяный бред и ничего больше: “Увенчайтесь земным благом, небесным венцом во пути с вами” (стр. 48). Или еще бессмысленнее: “Не опоздайте в испытании прославить Господа своим явлением” (стр. 217).

Чем радовали и ободряли царя и царицу эти “очаровательные” телеграммы? Только одна телеграмма Распутина имеет смысл. Но это та телеграмма, в которой он не решал ни государственных, ни религиозных вопросов, а только помогал своему сыну уклониться от мобилизации:

“… Сына забирают. Я сказал в сердце: неужели я Авраам, века прошли, один сын кормилец, надеюсь, пущай он владычествует при мне, как при древних царях”.

“Любимый мой, что ты можешь для Него сделать?” - немедленно же пишет мужу Александра Федоровна, взволнованная этой телеграммой Гришки. Кому же еще, если не ему, мужу своей жены, самодержцу всероссийскому взяться за это срочное дело!… Была ли нормальна Александра Федоровна?

Пока царица из госпиталя пишет царю: “Я рада, что вы (с Саблиным), два греховодника, могли глядеть на хорошенькие лица. Я больше вижу другие части тела, менее идеальные” (стр. 48), - это еще может быть объяснено шуткой. Но, когда она описывает “несчастных людей с ужасными ранами”, на которые “страшно смотреть”, и в этой же строке считает возможным писать: “Почти ничего не осталось “мужского”, почти на части расстреляны. Может быть, придется отрезать… Будучи женой и матерью, я им сочувствую особенно” (стр. 35), - это кажется уже ненормальным. Не редки в письмах места, не поддающиеся цитированию (стр. 64 и особенно стр. 270).

Но и эти детали отступают на задний план, когда вдумываешься в то, что объявляется святыней в этом сумасшедшем доме. Во что собственно верили Александра Федоровна и Николай? Как дикари-алеуты, они молились идолам, чурбанчикам, не в переносном, а в самом непосредственном, прямом значении слова: “Посылаю тебе палку, которая была Ему (Григорию) послана из Нового Афона. Он сперва ею пользовался, а теперь посылает ее тебе, как благословение… Было бы хорошо иметь ее возле той, до которой дотронулся Филипп (предшественник Распутина). Это тоже хорошо” (стр. 129).

“Не забудь причесываться перед всяким трудным разговором и решением, - маленькая гребенка (Распутина) принесет тебе помощь” (стр. 162). “Не забудь несколько раз причесать Его гребенкой волосы перед заседанием министров” (стр. 235).

Все растет, все усиливается это количество фетишей, идолов и чурбанчиков. Как будто юрта эскимоса, а не дворец самодержца всероссийского пред нами.

“Наш первый Друг (Филипп) дал мне образ с колокольчиком, чтобы предупреждать меня насчет тех, которые неправедны, и не дать им приближаться ко мне” (стр. 135). “Образ с колокольчиком, в самом деле, помог мне почувствовать людей. Образ и наш Друг помогли мне быстро узнавать людей” (стр. 216).

Казалось, книга Витте вскрыла все гнилое и позорное, в чем тонул трон русских самодержцев. Но книга “писем императрицы” обнаружила еще больше. Они, сидящие на троне, оказывается знали правду, они все знали. В письмах Александры Федоровны на каждой странице находишь упоминания о взятках, какие берет балерина Кшесинская, подруга Вел. князя Сергея Александровича, о взятках, какие берет жена военного министра Сухомлинова, о протоколе, какой осмелилась составить полиция в “Вилла Родэ”, когда “наш Друг” Распутин перешел пределы безобразий во время оргии. Они на троне знали все это, и, как оказывается, прикрывали, и царь с царицей лично принимали меры, чтобы не было огласки!…

ГЛАВА XI. КАНУНЫ

- Ну что ж, время делать революцию, - сказала, позевывая, старушка История.

Когда всматриваешься в предшествовавшие перевороту дни, получается впечатление внезапности. Очень уж скоро, без сучка, без задоринки совершилось дело. И все оказались на своих местах, и каждый, от Протопопова и Хабалова, через Родзянко и Керенского, до веселого казака, зарубившего пристава на Знаменской площади, - все, как по нотам, провели свою партию. Все оказались на своем месте, и каждый делал именно то, что нужно.

- Да здравствует великая, бескровная, единственная в мире революция!

В свое время придет тот забавный дядя, кого принято называть “будущим историком”. Я заранее ненавижу этого лысого человека. Он будет жить в удобное, комфортабельное время, он “придет на готовенькое”, и с высоты своего величия он, вдобавок, будет презирать всех нас, кто, как счепые щенята, тычутся носом в окружающие и разрозненные факты живой жизни.

Будущий историк не станет отделять революцию 1905 года от революции 1917 года. Для него это будет единый процесс; он разместит по полочкам все события: и московское восстание, и лейтенанта Шмидта в 1905 году, и проблемы пола с Арцыбашевыми и Кузмиными и эпохой самоубийств в годы подавления революции, и столыпинской, скорострельной военно-полевой юстицией. Все события 1905 года, равно как и февраль и октябрь 1917 года, все займет свое законное место: и Распутин, и Протопопов, и война японская, и война всемирная, и чека, и белые армии с контрразведкой, и голод, приведший к людоедству в 1922 году.

Я ненавижу его, этого спокойного будущего историка! Но, если всмотреться настолько внимательно, чтобы отдельные деревья не заслоняли леса, то уже и теперь картина главнейших моментов революции встанет выпукло и отчетливо.

- Ну, что ж, давайте делать революцию!

Уже 19-го октября 1916 года, на совещании членов прогрессивного блока с А. Д. Протопоповым, устроенном в квартире М. В. Родзянко, остро почувствовалось, что надвигающаяся на Россию стихия революции мерами существующей государственности не предотвратима.

- Я хотел бы побеседовать запросто, по-товарищески, - заявил, как ни в чем не бывало, в начале беседы А. Д. Протопопов, как будто не зная о той единодушной ненависти, какую питали к нему все окружающие (как и вся Россия, впрочем), ненависти, особенно обострившейся после того, как А. Д. Протопопов щегольнул в Думе недавно полученным им парадным мундиром шефа жандармов.

- Мы не можем и не хотим говорить по-товарищески с вами, человеком, получившим назначение через Распутина, человеком, который освободил предателя Сухомлинова, который служит вместе с предателем Штюрмером, - заявили А. Д. Протопопову в самом начале заседания П. Н. Милюков и впоследствии зарезанный матросами А. И. Шингарев.

- Мы вас не уважаем и не можем уважать! - подбавил к этому В. В. Шульгин.

На министра эти заявления недавних коллег его по Гос. Думе влияния не оказали.