Илья Василевский - Николай II

Объяснения А. Д. Протопопова были резки по тону, по существу жалостны до убожества: “Я личный кандидат государя, которого я теперь узнал ближе и полюбил. У вас всех есть титулы, хорошие состояния, есть связи, а я начал свою карьеру скромным студентом и давал уроки по 50 копеек за урок. Я не имею ничего, кроме поддержки государя, и с этой поддержкой я пойду до конца, как бы вы ко мне ни относились”, - заявил министр. Эта последняя встреча представителя власти с депутатами Гос. Думы в частном заседании прогрессивного блока - для того времени была чрезвычайно значительна. Должны были получить разрешение важнейшие государственные вопросы: о войне, о продовольствии, об угрозе разгона Думы, о возможной поддержке власти, о новом министерстве доверия и т. п.

И воистину символической кажется фигура прогрессивного паралитика Протопопова, жалостно лепечущего:

- Я был и останусь другом Думы. В вашем отношении ко мне, Павел Николаевич, говорит разум, но нет голоса сердца. Ваша супруга отнеслась бы ко мне совершенно иначе. Вот, как я к вам отношусь! Хотите, я легализую вашу партию?

- Причем тут моя супруга? - спрашивал, удивленно потирая пенсне, Милюков.

Заседание закончилось заявлением Протопопова о том, что “уже поздно и он очень устал”. Совсем, как матрос Железняков, который через год с небольшим после этого, 5-го января 1918 года, так крепко захотел спать, что разогнал для этого Учредительное Собрание, о котором целыми поколениями мечтала так называемая интеллигентная Россия, и чуть не за ухо свел с кафедры председателя, опытного красавца Виктора Чернова.

В те годы Учредительного Собрания так скоро не ждали. Главной задачей момента было добиться отставки ненавистного - и правым, и левым, и умеренным - А. Д. Протопопова.

- Александр Дмитриевич, откажитесь от вашего поста, - говорит на прощание, перед закрытием частного совещания граф И. И. Капнист.

- Вы ведете на гибель Россию, - добавляет к этому П. Н. Милюков.

- Я сам земец и земства пойдут со мной, - запальчиво отвечает А. Д. Протопопов.

- Не пойдут, Александр Дмитриевич, - звучат голоса со всех сторон, - не пойдут. Идите спать, Александр Дмитриевич. Не пойдут.

- Я как врач, - говорит в заключение А. И. Шингарев, обращаясь к министру, - должен дать вам медицинский совет: идите спать, отдохните.

Продолжал спать А. Д. Протопопов; длился сон Николая всех его приближенных; задорно плясал по кабакам, хвастая близостью к царице и великим княжнам, веселый Гришка Распутин.

А где-то на фронтах лилась кровь, и мобилизовывалидля войны уже двенадцатый миллион “живой силы”. И обогащались спекулянты, и стонали от дороговизны и холода женщины и дети в очередях, и шла, дребезжа по старым рельсам, заржавленная машина старого режима. И вот прозвучали уже в стенах Государственной Думы слова П. Н. Милюкова: “Глупость или измена?” Прозвучали на всю страну слова о роли Распутина и “безответственных влияниях” Александры Федоровны. Проявляются первые симптомы надвигающихся событий.

Группа гвардейских офицеров, встретив Григория Распутина на платформе Царскосельского вокзала в Петербурге, насмешливо выстраивается во фронт.

- Смирно, господа офицеры! - громко командует, удерживая злую усмешку, элегантный корнет, принц Морат. В этот день Григорий Распутин отказался от железнодорожного сообщения с Царским Селом. Отныне - не иначе как в автомобиле, всякий раз меняя маршрут, ездит он к царице.

С фронта прибыл уполномоченный группы офицеров, некий ротмистр Образцов, прибыл для того, чтобы убить Распутина. Он нашел его в веселом уголке “Вилла Родэ”, но, так как у ротмистра при входе будто бы отобрали оружие, он довольствуется на этот раз пощечиной, данной Распутину. Этот жест производит большое впечатление не только на самого Распутина, но и на охрану, в необычном изобилии предоставленную ему дворцовым ведомством и департаментом полиции, и на сановных дам, окружающих Григория. Подумайте только, на кого рука поднялась. Что же это будет?

И вот уже в пышном особняке Юсупова-Сумарокова-Эльстон В. М. Пуришкевич, при помощи Великого Князя Дмитрия Павловича, убедившись в том, что Распутин не так глуп, чтобы есть приготовленные для него отравленные пирожные и пить коньяк с мышьяком, всаживает в старца одну за другой шесть пуль (Не добить дьявола! Живучий черт!).

Тело старца, закутанное в шубу, брошено в прорубь. Поднятый с постели в шесть часов утра министр юстиции А. А. Макаров принимает трех неожиданных визитеров: “Ваше Высокопревосходительство! Побуждаемые чувством любви к своему монарху и долгом патриотизма перед своей родиной, мы, все трое сообща, с заранее обдуманным намерением, убили известного вам мерзавца и подлеца Григория Распутина”, - заявляет от имени всех трех В. М. Пуришкевич.

В том, как начались и разыгрались события февральской революции, для царя и правительства не было ничего неожиданного. Как кролик, зачарованный взглядом гремучей змеи, как будто по доброй воле покорно лезет в ее пасть, так именно, в здравом уме и полной памяти, как будто по доброй воле, старательно и заботливо подготовляли революцию и ее успех царь и его приближенные. Все последние месяцы - предупреждения и предостережения, самые убедительные и самые настойчивые, несутся со всех сторон:

“Мы переживаем самый опасный момент в истории России”, - пишет царю Великий князь Александр Михайлович 25 декабря 1916 года. “Какие-то силы ведут Тебя и, следовательно, Россию к неминуемой гибели. Я говорю, Тебе и России, вполне сознательно, так как Россия без царя существовать не может. Твои советники продолжают вести Россию и Тебя к верной гибели”.

Такие же письма и речи обращали к царю кроме Александра Михайловича и Вел. Кн. Николай Михайлович, и М. В. Родзянко, и Вел. кн. Григорий Владимирович, и Кауфман-Туркестанский, и многие, многие еще.

Но как будто исполняя веления рока, как загипнотизированный царь и еще более царица, стараются ничего не видеть и не слышать.

“Когда подумаешь” - пишет царю Александр Михайлович 1-го января 1917 года, - “когда подумаешь, что Ты несколькими словами и росчерком пера мог бы все успокоить, дать стране то, чего она жаждет, т. е. правительство доверия и широкую свободу общественным силам, становится невыносимо больно”.

Но никакие доводы не могут убедить того, кто не желает быть убежденным.

“Положение с каждым днем ухудшается”, - пишет царю Александр Михайлович 25-го января. “Народ Тебя любит но… Такое положение продолжаться не может. Как это ни странно, но правительство есть сегодня тот орган, который подготавливает революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных, - и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище - революции сверху, а не снизу”.