Игорь Ротарь - Записки странствующего журналиста. От Донбасса до Амазонки

Дмитрий рассказывает, что среди официанток и парикмахерш на американских военных базах в Афганистане достаточно много русских девушек из Киргизии. Однако посещать дискотеки и рестораны, а также общаться с американцами без служебной необходимости им строжайше запрещено. На столь строгие меры американское командование пошло после того, как едва ли не треть девушек из Киргизии забеременели уже через несколько месяцев пребывания на базе.

Сегодня в Афганистане наблюдается странный феномен: ностальгия по временам советской оккупации. В беседе со мной очень многие афганцы утверждали, что при «шурави» (советских) строились школы, больницы. Американцы же практически не помогают местным жителям.

«Советские солдаты и офицеры охотно общались с нами, мы знали имена всех ваших командиров, американцы же попросту игнорируют простых афганцев, их интересуют только боевики», — приходилось мне неоднократно слышать от местных жителей.

Правда, эта точка зрения распространена только среди афганских узбеков и таджиков. Когда я попросил сравнить оккупации жителей пуштунского кишлака, то ответ был однозначным: «Это все равно что выбирать между виселицей и расстрелом».

То, что сегодня к американцам относятся в Афгане гораздо хуже, чем к русским, признает и Дмитрий. Этот факт его очень удивляет. «В отличие от советских войск, мы не поджигаем кишлаки, откуда обстреляли наших военных. Но афганцы этого почему-то не ценят», — так и говорит он.

Дмитрий предполагает, что, возможно, срабатывает временной эффект: прошлое всегда привлекательно. «Может быть, лет через двадцать с теплотой будут вспоминать и о нас, американцах», — предполагает бывший москвич.

Дмитрий клятвенно уверяет, что все разговоры о беспорядочных обстрелах мирных жителей, которые устраивают американцы, — выдумка. По его словам, американские войска пытаются быть предельно корректными с местным мирным населением и вообще с гражданскими. Отчасти это могу подтвердить и я.

В кишлаке, из которого всего несколько дней назад ушли талибы, бывший со мной афганский журналист сфотографировал колонну американских БТРов. Боевые машины остановились, и из них высыпали вооруженные до зубов военные.

«Сначала мы подумали, что это пистолет, и чуть не открыли по вам огонь. Снимать в зоне боевых действий военнослужащих категорически запрещено. Мы забираем фотокамеру на базу, вам ее вернут после проверки», — заявил натовский офицер.

К моему удивлению, мой коллега не испугался и сказал, что раструбит на весь мир, что его ограбили американские оккупанты. Натовец откровенно смутился: «Подождите, я свяжусь со своим командованием».

После недолгого телефонного разговора американец объявил, что возвращает камеру, но сфотографирует журналиста на всякий случай.

«Проблема решена? — осведомился он. — Только, пожалуйста, не пишите, что мы оккупанты. У нас строгая инструкция вести себя вежливо с мирным населением, уважать обычаи афганцев. На задания, чтобы избежать недоразумений, мы выезжаем только с переводчиком».

«Стрелять мы можем лишь в том случае, если твердо уверены, что нашей жизни угрожает реальная опасность», — объясняет Дмитрий. И добавляет, что делается это не из гуманизма, просто командование понимает, что лишние жертвы лишь озлобят население.

«С каждым днем нас ненавидят все больше и больше», — вдруг неожиданно признается мой собеседник. И тут выясняется, что избежать гибели мирных жителей американцам все-таки не удается. «Талибы обстреливают нас из кишлаков, а когда мы открываем ответный огонь, то гибнут не только боевики, но и женщины, дети», — говорит Дмитрий.

Мой одноклассник признает, что у него, как и у всех служивших в этой стране американских военных, есть ярко выраженный «афганский синдром». Впрочем, я это понимал и без признания — нервность, тревожность моего одноклассника были видны невооруженным взглядом.

Как-то я решил посмотреть интернет на компьютере Дмитрия и наткнулся на фото трупов, которым «любовался» военный. Снимок был жуткий: под воздействием какого-то хитрого оружия люди были изжарены как курицы в духовке.

Мы сидим за столом, смотрим фильм на DVD про Рэмбо в Афганистане — первое американское кино, которое Дмитрий увидел, когда родители вывезли его ребенком из СССР в США. На экране американского полковника пытают злые советские военные. «Запомните, еще никому не удалось покорить народ Афганистана!» — кричит он им.

«Все-таки что-то в этой фразе есть», — говорит Дмитрий, нажимая кнопку «стоп».

В последнее время в прессе появляется много сообщений о страшных лагерях в Китае по «перевоспитанию» мусульман. Сразу отмечу, что я отнюдь не оправдываю такие методы. Не согласен я с другим: очень многие журналисты и правозащитники подают эти меры как бессмысленную жестокость, которая не принесет никаких результатов. А вот тут я могу и поспорить. В 20–30 годах XX века и СССР, и Турция боролись с мусульманами не менее жестоко, и тогда властям обоих стран удалось добиться своей цели (правильной или нет — это уже другой вопрос): секуляризировать значительную часть населения.

То, что у китайцев есть серьезные резоны для секуляризации мусульман в Синьцзян-Уйгурском автономном районе Китая — лично для меня очевидно. Попытаюсь доказать это, опираясь на свои впечатления от поездок по Синьцзян-Уйгурскому автономному району Китая.

«Это китайский ресторан! Мусульманину здесь обедать — харам! Давай-ка лучше найдем какое-нибудь приличное место», — мой гид Азиз говорит вежливо, но непреклонно. «Приличным местом» оказалась чайхана. Стульев в заведении не было, и мы сидели на подушках возле дастархана в тени развесистых чинар. Рядом — небольшой затянутый тиной пруд, от которого веяло прохладой. Азиз не обманул — здесь и правда было очень уютно.

Он разлил в пиалки ароматный зеленый чай и на ломаном, но бойком английском продолжил развивать свою любимую тему. «Посмотри, какая благодать вокруг! Мы никогда не согласимся, чтобы китайские кафиры переделали все это на свой лад!» — ловко орудуя китайскими палочками в благоухающем плове, поучал меня новый знакомый.

Я посмотрел по сторонам. Сразу же за арыком с журчащей водой располагался пышный восточный базар. Продавцы и покупатели в халатах и тюбетейках вели неспешный восточный торг. Нет, это не Средняя Азия. Я был в Китае.