Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

Вскоре после рассвета, совершенно обессилев, я вскарабкался по крутому берегу и вошел в лес. Пока я не увидел вывеску на финском языке, я все еще не был уверен, пересек ли я ночью границу или нет. Но, убедившись, что все-таки пересек, хотя и не зная своего точного местонахождения, я подыскал себе тихое местечко за сараем, упал на мягкий снег и заснул.

Там-то меня и обнаружила пара финских дозорных, они тут же меня задержали и повели на ближайший пункт береговой охраны. Никакие протесты не могли убедить их, что я не большевистский шпион. Когда я назвался англичанином, это только усилило их подозрительность, поскольку мой внешний вид категорически не соответствовал этим словам. Забрав все мои деньги и документы, они заперли меня в камере, но днем доставили в контору коменданта в Териоки, в нескольких милях оттуда.

Я рассчитывал, что комендант, с которым я встречался во время последнего визита в Финляндию, сразу же меня отпустит. Но оказалось, что ситуация кардинально изменилась по сравнению с той, что была шесть недель назад. Был назначен новый комендант, которого не убедил даже состоявшийся в его присутствии телефонный разговор с представителями Британии в финской столице. Максимум, на что он согласился, — это выдать мне временный пропуск как русскому, едущему в Гельсингфорс, из-за чего меня снова задержали в поезде и снова посадили под стражу в главном управлении столичной полиции до тех пор, пока временный поверенный в делах Великобритании своим энергичным вмешательством не добился того, что я вышел на свободу, получив многочисленные извинения со стороны финских властей за вполне естественное недоразумение.

Надеюсь, читатель успел достаточно заинтересоваться моей историей, чтобы захотеть узнать, какие обстоятельства вынудили меня совершить эту внезапную поездку в Финляндию. Их было несколько. Если бы я писал роман и мог дать волю воображению, то, возможно, поддался бы соблазну окончить сюжет непредсказуемой развязкой, представив Зоринского как неверно понятого и недооцененного друга и спасителя, а Степановна, Журналист или Доктор неожиданно оказались бы коварными волками в овечьей шкуре, замыслившими дьявольский план заманить меня в застенки Чрезвычайной комиссии. Однако, поскольку я скован необходимостью фиксировать скучные и зачастую вполне очевидные события по мере их возникновения, читатель не удивится, узнав, что волком в довольно скверной имитации овечьей шкуры (впрочем, достаточно хорошей, чтобы одурачить меня) на самом деле оказался Зоринский.

На следующий день после прощания со Степановной Доктор рассказал мне, что друг Мельникова Шура по доступным ему источникам навел справки насчет личности этого любопытного персонажа и установил как неоспоримый факт, что Зоринский находится в тесном контакте с людьми, о которых доподлинно известно, что они работают на ЧК. Эта информация, хотя и неподтвержденная и сама по себе ничего не доказывающая (разве Полицейский не находится в тесном контакте с людьми, работающими на ЧК?), но после известия о смерти Мельникова и в свете общей двуличности Зоринского я принял решение при первой же возможности опять побывать в Финляндии и посоветоваться с Иваном Сергеевичем.

Были у меня и другие мотивы. С заграницей я связывался при помощи курьеров, одного из которых мне подыскал Доктор, а другого — один из тех, с кем я познакомился у Журналиста, но они не играют никакой роли в моем рассказе. Одним из этих курьеров был царский унтер-офицер, студент юридического факультета и личный друг Доктора; другим — русский офицер, который в силу известных контрреволюционных наклонностей не мог получить какую-либо должность в тогдашней Советской России. Оба перешли через границу тайно и без происшествий, но вернулся только один и доставил зашифрованное сообщение, которое было практически невозможно расшифровать. Я снова отправил его обратно, но не получил ответа и не имел понятия, добрался он до адресата или нет, и, оставшись без новостей, я сам был вынужден вновь нанести визит в финскую столицу.

Более того, с течением времени я стал чувствовать, что мое положение, несмотря на помощь друзей, становится не более, а менее безопасным, причем быстро. Например, никто не мог бы сказать, к каким неожиданным следствиям может привести моя связь с Зоринским, и я решил, что лучше всего будет полностью исчезнуть на короткое время и по возвращении начать с нуля.

О ледяной дороге в Финляндию я узнал от своего курьера, который вернулся этим самым путем, а затем следующей же ночью снова поехал в Финляндию на тех же санях. Осторожные расспросы в избушке лесоруба дали мне знать, что перевозивший курьера контрабандист при условии, что он благополучно добрался до Финляндии, вернется только через какое-то время, но вместе него прибыл другой и он готов сотрудничать со всяким, кто ему заплатит. Требуемая сумма — две тысячи марок — в пересчете на валюту составила около двадцати фунтов. Но финны считают марку за шиллинг.

Как назло, по приезде в Финляндию оказалось, что Иван Сергеевич поехал в Прибалтику и никто не знает, когда он вернется. Но я повидался с его женой, именно ее неосторожное письмо в Петроград и привело к аресту Вари. Это известие страшно ее огорчило, но она ничего не смогла сказать мне о Зоринском. Я встретился еще с несколькими русскими офицерами, однако ни один из них не был знаком с Мельниковым, и я опять ничего не узнал.

Доктор, само собой, объявил Зоринского «провокатором», но доказательств этому пока не было. Зоринский мог оказаться вымогателем, но не обязательно провокатором. По малейшему подозрению любого, кто как-то был связан с Совдепией, обвиняли в самых немыслимых прегрешениях, да и меня самого не обошли стороной: большевики обличали меня в том, что я отъявленный монархист, а реакционеры — в том, что я «скрытый» большевик. Однако Зоринский стал вызывать у меня такое отвращение, что я решил ни при каких обстоятельствах более не иметь с ним ничего общего.

Во время пребывания в Гельсингфорсе я в основном занимался тем, что пытался получить какие-то официальные гарантии, что курьеры, посланные мною из России, не будут схвачены или расстреляны финнами и что им окажут разумную помощь при пересечении границы в любом направлении. Финское министерство иностранных дел и военное ведомство были не против сотрудничества, но, как видно, практически не имели власти над собственными пограничными службами. Последнее слово оставалось за новым комендантом в Териоки, урожденным немцем, который игнорировал распоряжения властей всякий раз, как они противоречили его нескрываемым германским симпатиям. Будучи заодно с германской разведкой в России, он, естественно, не желал никоим образом помогать Антанте, и только когда его неповиновение перешло все разумные рамки и финское правительство в конце концов уволило его, только тогда я смог добиться содействия со стороны властей, без которого успешная деятельность тайной курьерской службы с переходом границы была бы неосуществима.