Майк Дэш - Первая семья. Джузеппе Морелло и зарождение американской мафии

Если бы дело о шайке фальшивомонетчиков Морелло оставалось исключительно в ведении полиции, то его расследование могло бы на этом и закончиться, но Секретная служба действовала иначе. Хейзен не был заинтересован в том, чтобы совсем убрать с улиц таких незначительных личностей, как Келли. Он понимал, что по-настоящему важно было отследить путь банкнот к тем, кто их напечатал, и захватить печатный станок.

Прежде всего нужно было убедить хотя бы одного из задержанных начать говорить. Тиррелл сделал это грамотно, проверив данные о судимостях и вызвав на разговор Чарльза Брауна отдельно от остальных. Браун был ранее судим за воровство – он отсидел четыре года в тюрьме Синг-Синг, – и ему совсем не хотелось возвращаться за решетку. Соблазнив Брауна тем, что Секретная служба сделает ему поблажку, Тиррелл получил полное признание. Браун назвал имена, и благодаря его показаниям агенты «сели на хвост» Пижону Томпсону в окрестностях его излюбленных мест обитания на Ист-Сайде.

В течение короткого времени оперативники Хейзена втерлись в доверие Пижона и его сообщников. Двоим сотрудникам Секретной службы, изображавшим потенциальных покупателей поддельных банкнот, удалось подслушать, как ирландские члены банды Морелло обсуждали инцидент на Норт-Бич, возлагая вину за аресты на беззаботность Брауна и его подельников; перед отъездом из Нью-Йорка трое мужчин основательно набрались. Томпсон, у которого оставалось еще шесть банкнот Морелло, продал одну агентам. Через несколько дней люди Хейзена посетили Келли в тюрьме и с его помощью получили некоторое представление о том, где мог находиться печатный станок.

Тем не менее для того чтобы проникнуть в глубины банды Морелло, потребовалось время. Агенты потратили неделю на то, чтобы установить личность Калоджеро Маджоре, и все еще не могли с уверенностью сказать, кто стоял за молодым сицилийцем, когда Хейзен отдал приказ схватить как можно больше участников банды. Утром в субботу 9 июня четыре оперативника задержали Пижона Томпсона, Джека Глисона и несколько их сообщников. Глисон заговорил сразу же, будто почувствовав облегчение от того, что может наконец поделиться своими подозрениями относительно исчезновения Молли Кэллахан. Зная, что слухи об аресте быстро распространятся по району, оперативник Бёрк направился прямо в любимый салун Маджоре на 106-й Ист-стрит. В надежде заманить молодого сицилийца в ловушку, он предложил купить подделок на двадцать долларов. Маджоре вышел из бара за банкнотами и был арестован на углу.

Только теперь, в последний момент, сотрудники Секретной службы узнали о Морелло. Арест Клешни состоялся благодаря скорее везению, чем выводам агентов. Джек Глисон стоял у салуна на 106-й улице, рассказывая оперативникам Хейзена то немногое, что он знал о Морелло, когда вдруг заметил, что его работодатель торопливо переходит дорогу. Клешня притаился в темном проеме бара, наблюдая за Маджоре, и попытался сбежать, когда понял, что его человек арестован. В 14:15 агенты Бёрк и Гриффин схватили его на углу Второй авеню и 108-й Ист-стрит.

Морелло был доставлен для регистрации в полицейский участок на 104-й улице. Это было то же здание, в котором шестью месяцами ранее Маргарет Кэллахан сообщила о том, что ее дочь пропала, и первый арест Морелло со времени его прибытия в Соединенные Штаты. У Морелло оказалось 26 долларов 39 центов подлинными деньгами – и ни одной подделки. Хейзен и его агенты быстро поняли, что убедительных доказательств против него очень мало. Глисон был единственным членом банды, который мог опознать ее главаря. Остальные фальшивомонетчики отказались выдать его – из верности ли, из страха ли, – а без станка и печатных форм, которые так и не были обнаружены, доказать, что банкноты «с генералом Томасом» изготовил именно Морелло, было невозможно. К счастью для Клешни, американские законы также запрещали осуждение преступников только на основании показаний сообщников.

Хитрость Морелло, проявившаяся в том, что он дистанцировался от своей преступной деятельности, – каковой практики он придерживался на протяжении всей своей карьеры – проявилась в полной мере, когда он и другие члены банды предстали перед судьей Томасом в федеральном окружном суде. Калоджеро Маджоре, едва вышедший из подросткового возраста, был признан главарем банды и приговорен к шести годам заключения в Синг-Синге. Брауну дали три года, Келли – два. С Морелло обвинения были сняты, и он был отпущен на свободу. Он оказался на волосок от гибели и знал это.

Дальнейший путь был очевиден. Выяснилось, что работать в одиночку небезопасно. Не было и уверенности в том, что можно положиться на приспешников неизвестного происхождения или на людей, которым не хватало стойкости и преданности, порождаемых клятвой на крови. Эти качества были присущи только сицилийцам – да не просто сицилийцам, а членам Мафии. Клешне предстояло создать собственную семью в Нью-Йорке.

В промежуток временимежду летом 1900 года, когда он чуть не попал в тюрьму, и весной 1903 года, когда он был арестован за приказ о бочковом убийстве, Джузеппе Морелло собрал первую банду Мафии на Манхэттене. Вначале группировка была небольшой, зато в нее входили в высшей степени преданные ему люди. Если ветвь Стоппальери в Новом Орлеане под предводительством Чарльза Матранги утверждала, что она являлась первой cosca в стране, то семья Морелло могла похвастать гораздо более важным отличием: она выжила. С годами она росла и изменялась, борясь и объединяясь с другими группировками, пока окончательно не утратила черты, свойственные нежному возрасту. Однако ее историю можно проследить вплоть до введения Сухого закона, затем на протяжении 1920-х годов и последовавшей за ними великой войны Мафии и далее – до наших дней. В этом отношении (как и в некоторых других) Морелло были первой семьей организованной преступности в Соединенных Штатах.

Наиболее важным качеством, которое Морелло искал в своих новых сподвижниках, была надежность. Его лейтенанты были связаны с ним по крови, или через брак, или происходили из Корлеоне. Это были люди, которых Клешня знал и которым доверял на Сицилии, – и они, в свою очередь, знали его и доверяли ему. Морелло гордился этим. Письма, написанные боссом или его ближайшими советниками, были подписаны не только их именами, но и приветствием «Все из Корлеоне».

Подобная исключительность не распространялась на рядовых членов банды, которые прибыли из западной Сицилии, – что, по всей видимости, было чисто практическим решением, поскольку в Нью-Йорке обреталась лишь горстка корлеонцев. Как бы то ни было, мелкое соперничество, отравлявшее отношения между соседствовавшими общинами в Италии, в Нью-Йорке не имело почти никакого значения. Откуда бы ни был родом сицилиец, у него имелось больше общего с кем-либо, родившимся в любом месте острова, нежели с неаполитанцами – с которыми соперничество было куда более серьезным, – не говоря уж об урожденных американцах. Эта политика отличалась строгими ограничениями. В частности, за кандидата, желавшего быть принятым в банду Морелло, непременно должен был поручиться человек из Корлеоне. Тем не менее к 1903 году первая семья насчитывала тридцать человек, включая мужчин, которые были выходцами из небольших городов сицилийской глубинки, в том числе Карини, Виллабате и Леркара-Фридди.