Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Хотя это будет трудно, чрезвычайно трудно. Ведь уже к концу эры «человека взломанного» практически всё человечество будет пребывать в состоянии нарциссического наркоза, о котором предупреждал еще Маршалл Маклюэн.

Немногие из них будут недовольны этим, а значит, мало кто будет ощущать то, что происходит, как несправедливость. Отстаивание своих прав при помощи закона к тому времени уйдет в прошлое — ведь все заботы о регулировании взаимодействия людей друг с другом возьмет на себя Левиафан. При этом власть Левиафана не будет ощущаться напрямую, не будет физических цепей или стен, за которыми Патрик Бейтмен держал своих несчастных жертв. Не будет и самих несчастных жертв, ибо выработка определенного уровня счастья войдет в функционал системы. Все заботы о юридическом и этическом оправдании любого поступка «взломанного человека» и «человекоданных» возьмет на себя роевое сознание, которое будет автоматически предоставлять ему санкцию.

Роевая санкция — очень важный, ключевой момент существования датачеловека и одновременно базовый элемент управления им. Уже сегодня «человек взломанный» чувствует в ней нужду. Некоторые писатели XX века — например, Франц Кафка, Владимир Набоков — изображали миры, в которых такая коллективная санкция будет выглядеть совершенно естественной. Набоков в своем романе «Приглашение на казнь» рисует образ Цинцинната Ц — непрозрачного человека, который совершил «гносеологическую гнусность». Он осмелился проявить свою субъектность в каком-то непринятом, неодобренном обществом виде. Разумеется, воображаемое общество, которое описывал Набоков, относится к Новому времени-1, поэтому у героя есть возможности скрывать свои «мыслепреступления». В наше «Новое Время-2» — время, в котором живет «человек взломанный» — такие преступления можно будет отследить и наказать за них. Хотя, возможно, и у Набокова, и Кафки персонажи лишь делают вид, что не могут читать мысли героев — возможно, они сами — проекции этих мыслей.

Левиафан должен будет решить довольно сложную задачу по настройке роевого сознания с тем, чтобы оно в моментальном режиме «вело» каждого человека и вырабатывало санкции на его или её поведение, принимая те или иные решения. Система должна не просто направлять людей и управлять ими, но и выполнять все свои остальные задачи. Выработка миллиардов санкций одномоментно — сложнейшая математическая задача, представляющая вызов для системы, но без решения задачи невозможно её функционирование. Вначале в решении задачи будут участвовать человеческие коллективы, прежде всего обучая Левиафана, но и порой принимая за него решения. Затем решения будут поступать в компьютерные системы и со стороны будет создаваться впечатление, что решение принято безжалостной машиной, хотя на деле во многих случаях это будет не так. Но таким образом Левиафан будет вырабатывать в своих рабах не просто авторитет, а чувство слепого подчинения, чувство, не терпящее сомнений.

Но как санкция может быть совмещена с остатками морали и права? Пожалуй, что никак, и то и другое исчезнут, как отжившие свое концепции.

Мораль и право, к которым пришла европейская цивилизация в Новое и Новейшее время, подразумевают действие свободных агентов, будь то люди или организации, за которыми всё равно стоят люди. Капитализм также основан на свободном выборе свободных агентов. Здесь может быть и когнитивные искажения, и манипуляции, и даже принуждение, но при этом участники рынка выбирают свое место в нем и действуют в соответствии со своими внутренними установками. Именно поэтому такую роль в рыночных процессах играют деньги, которые фактически покупают согласие и участие. Люди выбирают свое поведение исходя из рациональных или иррациональных мотиваций, но в любом случае оно основывается его на свободе индивидуальной личности. Свобода может остаться невостребованной или подавленной, но она есть.

«Человек взломанный» эту свободу уже утрачивает, поскольку его поведение полностью предсказывается Левиафаном, и в случае, если он выбивается из проложенной для него колеи, у системы есть механизмы, чтобы вернуть его на «путь истинный». Это прежде всего роевые механизмы.

Внутренняя пустота «человека взломанного» ведет к тому, что его окажется легко обратить в данные, без которых рой существовать не может. Это уже происходит в процессе «цифровизации» и датаизации человека, создания его цифровой копии. Парадоксальным образом, взломанный и даже оцифрованный человек, уже себе фактически не принадлежащий, до самой последней черты будет ощущать себя чем-то единым, некоторым моральным агентом. При этом фактически он уже не будет обладать автономией ни в глазах общества-роя, ни даже в собственном представлении. И если «человек взломанный» по инерции еще может думать, что в принципе может проявить свою автономность, но лучше и удобнее её не проявлять, оставаясь в общей струе, то на следующем этапе «человекданные» и «датачеловек» выучено забудут об этой возможности.

Дело в том, что вся культура до последнего времени держалась на этой субъектности — но мы показали, что эта эпоха подошла к завершению, то есть что субъектности пришел конец. Забвение придет на место запоминания, разучиться станет для человека столь же важным, каким когда-то было учиться, настолько, что «разучение» превратится в целую отрасль.

Но именно здесь обнаруживается некое подобие моральной дилеммы. Даже лишенный статуса свободного существа, датачеловек по-прежнему имеет потенциальную возможность выбора. Просто его научат видеть, как в каморке Папы Карло, дверь к свободе закрытой. Но она постоянно будет тревожить его — именно этим объясняется необходимость роевой санкции, которая уведет эту тревогу в безопасное для Левиафана русло и наложит марлевую повязку на рану в организме после операции извлечения из него морали.

Роевая санкция только кажется коллективной. Хотя на этапе «взломанного человека» она будет вырабатываться как бы коллективно, на деле она будет представлять из себя инструкцию Левиафана, переданную через нейросети, управляющие «коллективным» механизмом выработки решений. Распоряжения будут персонализированы, то есть для каждого будут вырабатываться свои санкции, при этом их источник сохранит свою анонимность, распылив свой авторитет по всем сетям, разрешенным в рое. Ибо могут быть и запрещенные сети, санкция на участие в которых должна быть получена отдельно от общего процесса.

При этом никакого коллектива в условиях цифрового роя не образуется. На долю бывших личностей выпадает только обеспечение выполнения инструкции, помощь во взламывании отщепенцев и подталкивание в нужном направлении уже взломанных.