Игорь Шнуренко - Человек взломанный

Объявив о конце истории, смерти Бога и конце человека, они приступили к конструированию новой реальности — для себя и для плебеев. Орудием их воздействия на человека стали корпорации — которые и есть выраженное неравенство. Гоббсовский Левиафан, то есть обычное государство в представлении английского философа, держит людей в таком страхе, что война всех против всех существенно ослабевает и человеческое общество становится возможным. Именно страх народа перед гоббсовским Левиафаном использовали сильные, чтобы выбить из-под него почву, ослабить и заменить гоббсовского Левиафана цифровым.

Который на самом деле не то же самое, ибо создан по другому, хотя и очень похожему, проекту.

Захватив гоббсовского Левиафана, сильные поставили его себе на службу и вовсю используют для создания Цифрового Левиафана и разделения человечества. Вопрос о том, можно ли вернуть захваченного гоббсовского Левиафана из плена сильных, можно ли разбудить этого Гулливера, опутанного лилипутами, мы рассмотрим позже, а пока продолжим говорить о том, как строится Цифровой Левиафан, и как он уже преобразует человека и общество.

Ибо Левиафан по природе своей всегда создается и всегда при этом уже создан, он вечен, как божий гнев, вечен как «искусство, при помощи которого Бог создал мир и управляет им» (Гоббс).

Будучи искусственным и искусством, Левиафан был и остается зеркалом человека. Оттого гоббсовский Левиафан был так жесток, что человек, по образу и подобию которого Левиафан возник, был жесток еще более. Когда человек ослабел, как вид, прельщенный удобствами, удовольствиями и ленью, ослаб и Левиафан — стал точно так же ленив, слаб и падок до наслаждений. Тут его взяли и подменили, предварительно усыпив, напичкав транквилизаторами.

Цифровой Левиафан тоже должен быть зеркалом, хотя бы в первое время, а поэтому отправная точка для его создания — это синтез нового человека. Коллективный ум сильных давно это понял, и запустил первый пробный шар в тридцатые годы XX века.

Новый человек того времени принадлежит к социалистическому проекту — пролетарий Риверы на уничтоженной фреске в Рокфеллер-Центре, это и мухинские Рабочий и Колхозница, созданные в те же годы. Но этот проект не предполагал деления вида на два и управление эволюцией на благо сильных. Этот человек соответствовал гоббсовскому Левиафану, но только социалистическому. Они создали другой, параллельный проект, который подражал социалистическому Левиафану, и это был Левиафан фашизма. Он точно так же обращался к человеку массовому, но предлагал ему стать другим видом, выделившись из числа таких же, как он, только говорящих иначе, с иными привычками. Человек посмотрел в свое отражение в том и другом зеркале, увидел, что фашистское зеркало показывает образ каннибала, и отшатнулся.

Последовала битва левиафанов, в котором выиграл Левиафан социалистический.

Это не входило в планы сильных, которые вполне смогли бы иметь дело с фашистским Левиафаном — им оставалось бы только взять его под свой контроль — дело чисто техническое, практическая задача.

Чтобы победить и подменить социалистического Левиафана, подточили силы всех возможных левиафанов. Государство как таковое оказалось скомпрометировано, как и сама идея о том, что оно является зеркалом человека. Но коллективный ум сильных с самого начала знал, что целью является подмена — сначала Левиафана социалистического на близкого ему Левиафана экономического, просчитывающего, затем предсказывающего, затем управляющего, откуда оставался один шаг до Левиафана Цифрового, в котором можно было свести все три последних качества.

Подмена происходила тем легче, чем легче менялся человек. Человек за последние несколько десятков лет изменился довольно сильно, но эти изменения по-прежнему не касаются его основ, в том числе биологических. Сильные могли бы отчаяться, но они просчитали вариант, который и осуществляется сегодня.

Вернемся к вопросу создания неолюдей как одного из двух видов, которые должны получиться в результате разделения, вилки на пути эволюции человеческого вида. Первый вид — неолюди, второй — необоги. Каждый из них заслуживает отдельного разговора, но их разделение произойдет — или может произойти — лишь после создания, как промежуточного этапа, роя человекоданных. Именно из человекоданных будут выделены те, кому предстоит стать биологическим видом необогов и биологическим видом неолюдей — то есть тех, кому предстоит унавозить, в представлении сильных, путь необогов к доминированию над планетой.

Главная задача сильных — взломать интеллектуальную основу человека. Именно этим занимается Цифровой Левиафан, для этого, собственно говоря, он и был создан.

Задача с одной стороны может показаться простой, а с другой — невероятно сложна. Рассмотрим сначала проблему со сложной стороны. Взломать и сменить установки означает отменить старые категории разума и создать вместо них новые. Здесь нужно по-новому посмотреть на кантовскую проблему условий возможности эмпирического опыта. Разумеется, это приведет к отмене существующей сегодня науки, причем без замены ее на что-то новое — ибо наука как таковая — довольно поздний плод развития нашей цивилизации. Новая наука, исходящая из новых категорий, может возникнуть через сотни или тысячи лет, а может не возникнуть никогда. Левиафаностроители рассчитывают на то, что былая человеческая работа сначала по осмыслению возможностей опыта, затем по рассмотрению черт возможной науки, а после этого и постройки ее здания из готовых уже материалов будет решена алгоритмически, в цифровом виде, и займет немного человеческого — или уже к тому времени необожественного — времени. Если это и так, неучастие самих необогов в этом процессе сразу же заведомо исключит их доступ к неонауке. Их ждет дисквалификация, из необогов они превратятся сразу же в некий второй вид неолюдей, в то время как Цифровой Левиафан, напротив, превратится для них в недоступного бога, с которым они ничего и никогда уже не смогут сделать.

Казалось бы, можно просчитать, смоделировать и синтетически создать новые категории, занявшись, фактически, работой Бога. Я бы назвал это конструированием онтологии под заказ.

У Канта речь идет о таких базовых категориях, как единство, множество и цельность; реальность, ограничение и отрицание, причина и следствие, субстанция и акциденция, возможность и невозможность, существование и несуществование, необходимость и случайность. Эти категории дают ключ ко всему мышлению, ко всему нашему представлению о мире, который Кант считал полным хаосом ощущений, нуждающихся в организации, в формах, чтобы быть усвоенными. При любом реконструировании нужно иметь в виду, что представления о предметах и субъектах, вещах и понятиях возникают в результате синтеза на основе категорий и никак иначе.