Калле Книйвиля - Крым наш. Возвращение империи

— Я даже ходил голосовать на те местные выборы, чтобы никто не заподозрил меня в любви к Украине. Но за «Единую Россию» я голосовать не хотел, потому что в их списке были люди, о которых я ничего не знал. Я голосовал за «Патриотов России», там было несколько знакомых мне людей. Но никто из них не был избран, и я хорошо знаю почему. Я знаком с некоторыми людьми из избирательной комиссии. Они получили сверху четкие указания относительно того, какой должен быть результат выборов, — говорит Сергей.

Они не впервые фальсифицируют результаты выборов здесь, — добавляет он впоследствии. — Были люди, которые занимались подозрительными вещами и во времена, когда Крым принадлежал Украине. Но то, что происходит сейчас, под властью России, гораздо хуже.

— Это ужасно! Это — тоталитарное государство, где люди не решаются говорить, что они думают, потому что тогда у них будут проблемы. Особенно это касается меня, потому что я прибыл из материковой части Украины и многие следят за мной.

Сергей разговаривает по-русски всю свою жизнь, и разговоры о том, что Россия должна была защитить русскоязычных жителей Крыма, не убедили его. Наоборот, угрозу для себя он чувствует именно сейчас.

Дом у моря был его мечтой еще с тех пор, когда он работал завхозом в шахтерском городе Донецке, который сейчас разрушен войной. Его мечту разделяла также его жена.

— Кому-то другому, возможно, не понравилась бы мысль перебраться сюда, подальше от цивилизации, но она согласилась. И мы построили дом. А потом сюда пришла Россия. Честно говоря, сейчас мы охотно вернулись бы в Украину, но это невозможно. Дом стоит здесь, а продать его нельзя. Даже не существует действующего реестра недвижимости. Все неопределенно. Может произойти что угодно.

Сергей угощает меня еще одной рюмкой и становится сентиментальным. Его отец умер, когда ему был 71 год. До этого сроку ему самому осталось пять лет. Вот это и есть жизнь?

— Мы сейчас совсем отрезаны от своей семьи в Украине. Они не хотят ехать сюда, потому что люди смотрят на них с подозрением. И атмосфера, царящая здесь сейчас, вовсе не для отдыха. Все это совершенно чуждо мне, не так я хотел устроить свои дела. Но что поделаешь?

Мы допиваем последние капли из бутылки на балконе и смотрим на звезды, сверкающие над уже совсем черным морем.

Студия новостей на самом деле гораздо меньше, чем кажется на телевизионном экране. В соседней контрольной комнате двое мужчин сидят за клавиатурой. В другой студии записывают детскую программу на крымскотатарском языке. Напротив, через коридор, за стеклянной стеной размещена редакция новостей.

Редакция телевизионной компании ATR расположена на верхнем этаже большого офисного здания на окраине Симферополя. Дом принадлежит автобусной фирме, собственник которой Ленур Ислямов. Он является одновременно собственником телекомпании. Здесь много крымских татар собиралось в начале марта, когда распространились слухи о том, что ATR станет следующим телеканалом, который захватит новая власть, управляемая из Кремля. Канал до сих пор прямо не захвачен, но вынужден придерживаться строгой самоцензуры. Слова «оккупация» и «аннексия» вычеркивают, а те руководители Меджлиса, которым запрещен въезд в Крым, больше не появляются на телеэкране.

Меня принимает Шевкет Меметов, руководитель редакции новостей на крымскотатарском языке. Он предлагает чай за большим столом в зале заседаний, но вначале настроен скептически. Что я на самом деле знаю о Крыме? Известно ли мне, сколько пережил его народ? Существует ли понимание этого в Европе? Но после небольшой лекции о крымских татарах он наконец соглашается рассказать о том, что происходит с телеканалом. Самое важное — это получить российское разрешение на ведение телевизионного вещания, — говорит он.

— Независимо от того, хотим мы того или нет, сейчас нам нужно действовать в рамках российских законов. Это значит, что мы должны получить новые разрешения для ведения наземного и спутникового телевизионного вещания. Сейчас собираем необходимые документы, мы должны получить одобрение сетки вещания, а также представить нашу информационную политику.

Шевкет Меметов тщательно подбирает слова, когда спрашиваю, внесла ли российская аннексия ограничения в работу канала.

— Я не могу сказать, что речь идет о каких-то запретах. Но мы должны приспосабливаться к действующим обстоятельствам, мы должны, как я уже говорил, получить российское разрешение на телевизионное вещание. А чтобы его получить, должны привести в соответствие с ним свои передачи. Мы сократили ту часть, в которой говорилось об Украине или которая велась на украинском языке. Сейчас у нас один украиноязычный выпуск новостей в день, но очень много программ на русском языке, и, разумеется, на крымскотатарском. Мы уменьшили пропорцию актуальных новостей и увеличили долю культурных программ, выпусков о нашем родном крае.

Редакция получила несколько рекомендаций от российских властей, когда речь идет об освещении событий, связанных с Меджлисом и с другими крымскотатарскими или религиозными организациями, — говорит Шевкет Меметов.

— Мы по возможности выполняем требования властей, но в то же время стараемся освещать проблемы как можно более подробно.

Даже если четко выраженных запретов немного, все средства массовой информации в Крыму стали гораздо осторожнее.

— Это же очевидно. Мы это чувствуем. Это чувствуется даже в воздухе. Мы очень осторожны. Мы не дышим так свободно. Но мы делаем все, чтобы иметь возможность и дальше вести телепередачи, хотя это и трудно. Время от времени мы должны сосредотачивать свой фокус или изменять перспективу, возможно, мы не можем употреблять определенные слова и так далее.

Наша цель — найти путь, приемлемый и для журналистов канала, и для новых властей, — говорит Шевкет Меметов.

— Я не могу сказать, что мы уже нашли этот путь. Мы находимся в поиске. Мы ищем приемлемые компромиссы, мы ищем стратегии, которые позволят нам существовать и дальше, чтобы крымскотатарский народ мог слышать наш голос и в будущем. У нашего народа нет никакого другого телеканала, поэтому мы должны остаться. Поэтому о некоторых вещах мы не высказываемся в полной мере. Но я верю, что те наши зрители, которые понимают нас, понимают и то, почему мы должны так действовать. И мы делаем все, чтобы люди понимали, что мы не можем говорить все.

Но какие-то указания от новой власти канал все же получил? Шевкет Меметов задумывается, прежде чем ответить.

— Они, возможно, говорят, что именно такое вам не следует показывать, или же вы должны показать это именно так… Например, последние обыски. Вы не говорите, что ведутся обыски, скажите, что ведутся проверки. Такие вот дела. А когда мы сообщаем об обысках домов, поэтому мы, возможно, говорим «проверка» хотя бы один раз, чтобы показать, что мы ведь употребили это слово.