Цви Найсберг - Про то, как враг народов войну выигрывал

И вот он, тому наиболее явный и более чем принципиально наглядный пример, и если бы то был какой-либо вовсе-то разве что совсем уж единичный случай, в книгу истинно большого писателя он бы тогда никак и близко попросту совсем не попал.

Астафьев. «Прокляты и убиты. Книга первая».

«Танки те заскребены были, собраны по фронту, большинство машин чинены-перечинены, со свежими сизыми швами сварки, с царапинами и выбоинами на броне, с хлябающими гусеницами, которые, буксуя в болотной жиже и в торфе, посваливались, две машины оставались и после ремонта с заклиненными башнями. Танкисты, через силу бодрясь, заверяли пехоту: зато, мол, боекомплект полный, танк может быть использован как вкопанное в землю забронированное орудие.

Но с ними, с танкистами и с танками, никто не хотел сражаться, их били, жгли с неба. Когда черным дымом выстелило чахло заросшую пойму и в горящих машинах начал рваться этот самый полный боекомплект, вдоль речки донесло не только сажу и дым, но и крики заживо сгорающих людей.

Часть уцелевших экипажей вместе с пехотою бросились через осеннюю речку вплавь. Многие утонули, а тех, что добрались до берега, разгневавшийся командир полка или бригады, одетый в новый черный комбинезон, расстреливал лично из пистолета, зло сверкая глазами, брызгая слюной. Пьяный до полусмерти, он кричал:

«Изменники! Суки! Трусы!» – и палил, палил, едва успевая менять обоймы, которые ему подсовывали холуи, тоже готовые праведно презирать и стрелять всех отступающих.

И вообще, за речкой обнаружилось: тех, кто жаждал воевать не с фашистом-врагом, а со своими собратьями по фронту, гораздо больше, чем на противоположном берегу боеспособных людей».

Трусы – они и есть более чем дикие трусы и это именно из-за их панического страха кадровая армия вся в струпьях ранений и контузий и впрямь-таки в самом начале войны, словно в том еще гиблом болоте, разом увязла…

И крайне, кстати, совсем так нисколько нетипичным случаем, куда скорее могла быть разве что та далее уж в этой книге совершенно ведь внезапно последовавшая смерть всех тех тупомордых карателей…

А есть еще, между тем, и самая отъявленная преступная безответственность всех тех, кто те танки безо всякого прикрытия с воздуха или, на худой конец, сопровождения зенитной артиллерии в бой вперед и с песней сколь бестрепетно и бестолково совсем же нелепо до чего чрезвычайно на редкость разом поспешно так вдаль отсылает…

Поскольку любой даже и самый современный танк для воздушного противника, он-то все равно, что тот еще таракан для широкой ноги.

Причем у таракана явно шансов, куда разве что во всем значительно больше.

47

Да, но дело оно ясное, смелость есть смелость – пуля храброго боится.

Конечно, боится, когда ружье кремневое, его пока заново перезарядишь…

Ну а когда у немцев в пулемете MG-42 250 патронов…

Тут уж надо было всенепременно этак более чем явно панически бояться совершать все те до чего и впрямь совсем бессмысленные массовые атаки, а еще и по многу раз на день.

И лента новая в это чудо немецкой техники очень-то быстро заново сколь так бесперебойно всегдашне мигом вот тогда разом вставлялась…

Впрямь оглянуться не успеешь, а он снова также беспрестанно строчит и наших людей, словно колхозник сено, косит.

Да и перегрева, как «Максим», он почти не боялся, а потому на одного подобного пулеметчика за день боев до 2000 советских жизней порой приходилось.

48

И зачем это наших солдат, так и дрожа при этом от ярости из-за любых веских возражений своих младших командиров, безостановочно и слепо вовсе ведь до чего только именно что напропалую так и бросали вовсе-то совсем не в бой, а чисто же на убой?

И к чему вообще могло бы еще привести подобное самоуничтожение, если бы, конечно, не огромные человеческие ресурсы необъятно широкой страны?

Ну, так, а чего это тут поделаешь, именно таково и было, свойство почти всякого же начальственного страха…

Вот ведь, тот чисто вымышленный автором диалог, но вполне он явно полностью в духе тех самых сумрачно мрачных времен.

«– Ты чего не воюешь?

– Как это не воюю, у меня каждые два часа новые атаки!..

– А взять, почему ничего не можешь?

– Так людей у меня мало, товарищ полковник.

– Лишних нет! Придется тебе атаковать тем, что есть, а там-то далее и поглядим, может, и появятся свежие резервы».

Вот это и есть тот типичнейший разговор двух «талантливых» в одной лишь той на редкость бескрайне суровой бесслезности крайне так одутловато туповатых горе-стратегов сталинской эпохи.

О, как они попросту безнадежно никак уж совсем не любили всяческую до чего напрасную трепотню, тех кто думал, а не только соображал и юлил, стараясь как можно лучше набить руку на тупой и отчаянно лихой бесноватой лютости.

У всего того командования было новое и не просто пролетарское, а именно зверски твердокаменное и чудовищно невежественное лицо.

Поскольку все те, что до чего много язвили да умничали, давно вот по разным лагерям свои длинные срока отбывали…

А у этих коньячных вояк всегда была лишь одна та на всех сколь еще непримиримо лютая храбрость – чужими жизнями жизнелюбивого врага неистово смело раз за разом так и, надрывая при этом от натуги легкие совсем ведь бесслезно, несмотря на любые потери одолевать…

49

Да только чего это тут вообще попишешь коли таково оно нынче именно попросту ведь как-никак еще разве что вообще…

В условиях современной войны довольно многое всецело решает совсем не отчаянная солдатская храбрость, а как раз-таки вполне здравое умение принять до конца взвешенное, продуманное и подчас единственно правильное решение, да и в самый нужный момент, поскольку все события развиваются буквально-то лавинообразно и никак уж неподатливо расчету на счетах – стремительно…

Никогда ранее вовсе еще не бывало этакой маневренности войск, их совершенно так беспрецедентной, нежели чем некогда ранее подвижности, а то и подчас неотвратимо смертоносной молниеносности…

Причем главную работу выполняли авиация и танковые крылья, а пехота могла и несколько подотстать, ее задачей было лишь разве что добивание окруженных и подчас полностью деморализованных частей Красной армии.

И вполне, то возможно, что кому-либо и по сей день искренне кажется, что буквально всякого агрессора на российской земле всенепременно же ждет на редкость этак неминуемое поражение, раз у нас, в конце концов, и впрямь всенепременно отыщется способ, как это его всеми силами совсем вот бестрепетно и массово затем одолеть.

Стоит лишь, тупо и делово, навалившись на вероломного врага, все его силы исключительно так наскоро всячески затем обескровить именно что всем тем и впрямь совсем на редкость всеобъемлюще подавляющим во всей той людской силе… абсолютно так исключительно вот до чего еще вовсе-то самым безусловным своим преимуществом.