Цви Найсберг - Про то, как враг народов войну выигрывал

Для чего и надо бы разом вооружиться безукоризненной бескомпромиссностью, а также и чьей-либо сколь безыскусно подневольной чужой храбростью.

50

Товарищ Сталин, был большой ученый, именно в подобных «отчаянно бравых» делах вовсе-то совсем уж и впрямь-таки чудовищно безоговорочного принуждения ко всяческим сущим чудесам полностью как есть на все времена до чего еще бездумно бессмысленного и исключительно же разом совсем ведь до конца обескровливающего армию солдатского бравого бесстрашия…

Вот какую телеграмму он отбил во время Кронштадтского восстания, март 1921.

«Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие Горки объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных.

Считаю своим долгом заявить, что я впредь буду действовать, таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой.

Сталин».

51

Да только столь и впрямь беспримерно ведь «ХОРОШО» подобного рода операция может пройти, разве что если, не дрогнув при этом и веком посылать многих и многих людей на верную смерть на своей личной территории, что фактически всегда была весьма надежно приватизирована исключительно так одним лишь, тем еще большевистским здравым смыслом.

А как раз-таки потому в ходе той одной, сугубо отдельной и весьма ограниченной карательной акции и было возможно даже и не такое сколь еще славно, хотя куда вернее совсем же бесславно до чего ведь жестокосердно более чем наскоро на скорую руку действительно как бы между делом еще провернуть.

Надо было всего-то лишь безотлагательно стать абсолютно и всевластно на редкость так исключительно уж совершенно до чего попросту бесчеловечным…

Однако попробуй нечто подобное хоть сколько-то вообще осуществить, когда на тебя не то чтобы и впрямь до мозга и костей совсем неумелого, однако на том чисто военном поприще более чем безыскусно вовсе безграмотного именно что издалека всею силой разом попрет безумно бравая вражеская армия.

К тому же с большим умом и талантом сколь этак совсем ведь безукоризненно взаимодействующая (промеж всех своих самых различных родов войск).

Все равно одолеем, наше дело правое – победа будет за нами.

И за ценой мы, ясное дело, вовсе-то никак не постоим, однако цена эта не только пот и кровь, но еще и пустое разбазаривание всего разом и вся…

«У храбрости ума мало», – эта фраза фронтовика сапера Зиновия Герда, сказанная им в фильме «Место встречи изменить нельзя», отлично передает все безумие на редкость слепой самодостаточности, доверху переполненной наивысшей убежденностью в той и близко неминуемой неизбежности как-никак еще обязательно затем последующей фактически, словно гром среди ясного неба грядущей своей победы.

Причем подобные люди, будучи полководцами, всегда ведь как-никак ранее, в конце-то концов, более чем обязательно проигрывали сражения, и это несмотря на все те с виду кажущиеся довольно-таки до чего значительными чисто разве что только временные свои успехи.

Знаменитый Пирр, четырежды в пух и прах разбивал римское войско, однако это как раз именно после той четвертой по счету победы он во весь же тот совсем ведь наверняка полностью сорванный громкими командами голос некогда сколь еще громко вот завопил:

«Еще одна такая победа, и у меня не останется армии», – причем этот крик смертельно раненой воинственной души и может послужить наиболее явным и исключительно же бесславным историческим примером, чего это именно делать военачальнику и близко этак вовсе нисколько не следует.

Ну, а в качестве довольно-то небольшого военного чина люди подобного склада характера разве что лишь себя и других совершенно попусту и бездарно для всякого ведь ратного дела всегда уж совсем до чего еще понапрасну губили.

И как раз в данном-то духе оно всегда вот и было, причем довольно-таки еще издревле – сильно храбрые никогда подолгу не жили; по-настоящему храбрый воин – это тот, кто в самом пекле сражения головы никак и близко никогда не теряет.

Ну а храбрецы, одним лишь разве что нахрапом пытающиеся врага одолеть, как правило, одну окропленную кровью ею вмиг отсыревшую землю сколь безысходно бренными телами затем уж и удобряют…

52

Однако это как раз-таки в эти наши новые, славные и добрые времена и возник тот весьма бесновато воинственный класс храбрецов, кои сами под пули и близко никогда не полезут, зато до чего многих других они под их ужасающий свист сколь отчаянно в спину до чего упрямо и вдохновенно разом толкают.

И при этом они вовсе этак до чего ужасающе корчат геройские рожи, и всех тех, кто их вразумлять довольно-то опрометчиво, не дай только Бог, как-никак действительно вздумает, всенепременно ведь ждет тот более чем незамедлительный трибунал, а то и та совсем же как-никак попросту чисто безымянная общая могила.

А если беспристрастно повернуться к лику истинных былых героев, то вот тогда буквально сразу окажется, что не нападать на врага, достаточно долго выжидая для того более удобного часа, никакая не трусость, а военная хитрость и гуманизм по отношению к своим солдатам, которых ждут, не дождутся дома их родные и близкие.

Родину, ее и близко совсем нельзя было до того и впрямь попросту этак столь иступленно защищать, дабы разве что на редкость весьма обильно, затем оросить кровью ее сынов леса, поля…

А для чего тогда были большие и малые реки?

И надо ли было сколь весьма поспешно останавливать немцев не теми сходу так никак и близко вовсе-то на раз неодолимыми водными преградами, а лишь, в сущности, теми, с одного только-то виду совершенно уж вовсе будто бы нисколько неистощимыми, человеческими ресурсами?

53

А между тем настоящих людей (а таких в России немало) надо было хоть сколько-то всячески на деле, а не на пустых словах как-то все-таки еще попытаться от самой верной и неминуемой смерти до чего весьма явственно разом уберечь и как щепки в огонь их никогда не подбрасывать.

Пусть лучше пришлые недруги дохнут, словно мухи от бескормицы, как то некогда уж явно и бывало во времена Наполеона, ну а своих надо было, словно зеницу ока хранить ради всех тех только лишь затем грядущих побед, да и поражений, кстати, ведь тоже.

Кутузов, к примеру, своих до чего еще по мере сил весьма этак старательно некогда берег.

Вот чего пишет о нем Лев Толстой в его романе «Война и мир»:

«Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению. Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости, то, что они могли бы понять – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем. Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте вместо донесения лист белой бумаги. И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей. Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску».