Валентин Сидак - Зарубки на гриппозной сопатке. Размышления о нашем недавнем прошлом…

Крестьяне стали вооружаться, их немалые по численности отряды возглавили сочувствовавшие им дворяне, хорошо знавшие военное дело. Возмездие республиканцев за непокорность Вандеи было показательным и страшным: в декабре они устроили массовую резню уже не способных к сопротивлению бунтовщиков, жгли дома мирных крестьян, насиловали, убивали.

Войска республиканцев крестьяне тогда окрестили «адскими колоннами». Крестьянское восстание в Вандее было подавлено, но дух ее не исчез: в 1814 и 1815 гг. Вандея выступала против Наполеона, в 1834 году – сражалась на стороне короля Луи-Филиппа I.

Избиратели Вандеи и сегодня в своей массе отдают свои голоса самым консервативным политическим партиям, а 14 июля, День взятия Бастилии – национальный праздник Франции – рядовые граждане здесь праздничным днем и не считают, хотя публично свой протест не выражают.

Двигаясь по автодорогам этой очень живописной местности и любуясь многочисленными достопримечательности долины рек Луара и Вьенна, пассажиры моего авто потихоньку уничтожали привезенные из Москвы запасы очень качественного спиртного и, естественно, стали оживленно беседовать между собой на самые различные, но достаточно познавательные для меня темы. Слово за слово – и увлекательная, многогранная история французской Вандеи незаметно перекочевала на просторы родной страны. Вскоре завязался оживленный разговор, даже спор на темы исторической оценки личности последнего российского императора, роли Распутина и его ближайшего окружения в предвоенный и военный периоды, обстоятельств убийства царской семьи в Екатеринбурге.

А я к тому времени буквально только-только купил в местном книжном магазине «Глоб», куда из СССР на продажу за валюту поступал «литературный дефицит», книгу М. Касвинова «Двадцать три ступени вниз». Книга меня очень заинтересовала, и я несколько раз ее проштудировал от корки до корки. Интересно ведь было прочитать обо всей этой загадочной истории с цареубийством не отрывочно в разномастных и зачастую противоречивых публикациях, а слитно, последовательно и, что немаловажно, в подробностях.

Тем более, что после очень впечатляющего посещения в пасхальное воскресение Собора Святого Александра Невского на улице Дарю – основного православного храма Парижа (где меня с малолетним сыном чуть было не избили монархисты у близлежащего ресторана «A la ville de Petrograd»), детального осмотра русского кладбища в Сен-Женевьев- дю-Буа с многочасовыми безуспешными поисками могилы писателя и нобелевского лауреата И.А.Бунина, визитов на парижские кладбища Пер-Лашез со его стеной коммунаров, могилой «Батьки Махно» и Батиньоль, где тогда еще покоились останки знаменитого русского певца В.И.Шаляпина, других мемориальных мест русской эмиграции во Франции, после ряда очень интересных встреч и бесед с потомками знаменитых дворянских родов России – одним словом, захотелось побольше узнать о периоде революции и гражданской войны в своем Отечестве, попытаться посмотреть на эти события глазами людей, которые очень любили свою Родину, но были вынуждены далеко не по своей воле из нее эмигрировать и длительное время скитаться на чужбине.

Поэтому я тоже принял участие в живой дискуссии своих пассажиров, привел ряд собственных аргументов, оценок и наблюдений, и при этом высказал, насколько мне помнится, определенный скепсис относительно соответствия действительности повествований Марка Касвинова как о самом царе, так и о двадцати трех последних годах его жизни. Особенно в той части, которая касалась прозвучавших в книге обвинений в германофильстве императрицы и ряда высших сановников империи, явных перекосов в описании личности императора Николая II как откровенно слабой и никчемной политической фигуры, фактически «безвольной тряпки» в руках своей суровой и властной супруги, а также приведенных в книге оценок ряда важных политических событий на моей Родине, в Киеве – начиная с обстоятельств убийства премьера П.А.Столыпина и заканчивая известным процессом по уголовному делу об убийстве подростка Андрея Ющинского, более известному во всем мире под названием «дело Бейлиса».

В этой связи я рассказал своим попутчикам некоторые малоизвестные для них детали нашумевшей в свое время во Франции, в России и в других странах обеих континентов ожесточенной политической баталии между «дрейфуссарами» и «антидрейфуссарами», в которой приняли участие лучшие умы и моральные авторитеты Франции, и при этом провел определенные параллели между делом Дрейфуса и киевскими событиями, описанными в книге Касвинова. Когда мы после многочасовой и достаточно утомительной автомобильной поездки добрались, наконец, до конечного пункта назначения, «партийная дама» (впрочем, очень симпатичная, милая и доброжелательная женщина бальзаковского возраста) сказала мне буквально следующее: «Многие у нас наверху думают так же, как и вы, но предпочитают на всякий случай проявлять осторожность и в основном помалкивают. Уж больно сейчас стали опасными любые темы, в которых евреи фигурируют в качестве отрицательных персонажей».

Задним числом полагаю, что она тогда сделала недвусмысленный намек на деятельность уже зародившегося в стране и быстро набиравшего силу и популярность в среде русской интеллигенции общественно-политического движения, которое стало формироваться после ряда публикаций писателя В.А.Чивилихина, вошедших позднее, уже после его смерти, в роман-эссе об отечественной истории под звучным названием «Память».

Равно как и под воздействием серии литературных трудов В.А.Солоухина, В.Г.Распутина, В.И.Белова, В.М.Шукшина, Е.И.Носова и других видных «писателей-почвенников» (или, по другому – «писателей деревенской прозы»), а также некоторых «нестандартных» литературно-публицистических размышлений классиков отечественной литературы типа М.А.Шолохова и Л.М.Леонова. Известно, например, что программная по своему внутреннему смыслу статья писателя Леонова «Раздумья у старого камня» была «верхами» допущена в свет только в 1980 году – да и то с огромными купюрами и сокращениями она была опубликована не где-нибудь, а в журнале «Техника – молодёжи» (!).

Насколько я теперь понимаю, тогдашняя напряженная обстановка в «литгадюшнике», которым во все советские десятилетия являлось по своей внутренней сути основное профессиональное «содружество братьев по перу», в очередной раз резко обострилась и стала все более и более отчетливо приобретать формы ведения открытых боевых действий между активом литераторов, критиков и публицистов из редакции «Литературной газеты» и «могучей кучкой» их непримиримых оппонентов из газеты «Литературная Россия» и ряда литературно-публицистических журналов.