Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

Первым слово взял парторг. Он рассказал об организации работы в лесу и о плане по заготовке и вывозке леса на зиму, отметил, что часть леса пойдёт на продолжение строительства посёлка летом будущего года, представил список для поощрения рабочих к празднику.

Слово взяла Ирина. Она рассказала о подготовке к празднику, зачитала план его проведения, затем поставила задачу перед учителями:

— На школу налагается особая ответственность. Детей надо переделать психологически, перевоспитать в активных, целиком преданных советской власти строителей новой жизни. — Она предложила план мероприятий, которые должны проводить учителя в школе. — Если что-то непонятно, я всегда приду и помогу. Днём я свободна, приглашайте.

Завершило собрание выступление коменданта. Он отчитался о завершении строительства посёлка за первый сезон, обобщил коммунальные проблемы, которые пока невозможно решить.

— А главная проблема — нет колодцев, — подчеркнул он. — Опять придётся зимой брать воду из ручья. Вода залегает глубоко. Пока не добрались. — Комендант подал свой список наиболее отличившихся за лето работников для поощрения к празднику.

Парторг зачитал общую резолюцию собрания, в которой красной нитью проходила агитационная работа среди молодёжи и школьников.

Несмотря на сложность эпохи, бедность, тяжёлый труд, жизнь продолжалась. В ней было место и подлинному энтузиазму, и развлечениям.

Никита участвовать в сценке категорически отказался, но в клуб заглядывал часто, а потом и вовсе стал приходить каждый день. Садился подальше и наблюдал, как Ирина проводит репетиции.

Сегодня репетировали пирамиду:

— И-и раз, и-и два, и-и три, четыре, — считала девушка и на каждый счёт хлопала в ладоши. — Держим, держим фигуру. И-и пять, и-и шесть, и-и семь, восемь — выстраиваемся, молодцы. Теперь перестраиваемся: и-и раз, два, три, четыре. Хорошо, начинаем новую фигуру…

Весь вечер оттачивали пирамиду, она состояла из двух простых фигур, так как времени для подготовки было мало, да и новое это было дело для молодёжи.

Никита и на других репетициях был, так же сидел в глубине зала, чтобы никому не мешать. А Ирина время от времени поглядывала в его сторону. Хоть и трудно было разглядеть его в темноте, но она знала, что он здесь, и ей было легко и приятно.

Ольга как-то спросила сестру:

— Вера, чем там Никита занимается, пропадает в клубе каждый вечер?

— Ничем. Сидит и смотрит, как мы репетируем.

— Интересно, — пожала плечами Ольга, но Никиту расспрашивать не стала. Если ему там нравится, пусть ходит. Она знала, как тяжело работается в лесу.

К парню она испытывала симпатию, благодарность, уважение, но любила Ольга… Юрия. И, если бы он приехал, не раздумывая, ушла бы к нему. Его не было, и она держалась за Никиту. Он был ей опорой. Поэтому в ней не возникло жгучей ревности, скорее досада и боязнь остаться одной с ребёнком в это тяжёлое время.

Наступил праздник, нерабочий день 7 ноября 1931 года. Народу в клубе собралось много. На скамейках сидели вплотную. И по бокам зала вдоль стен стояли. Артисты толпились в Красном уголке за кулисами. Их тоже было много.

Всё прошло по намеченному плану: и поздравили, и наградили, и напутствовали, а молодёжь показала отличный концерт. Когда пели знакомые песни, подпевал весь зал. Все остались довольны.

Завершился праздничный день танцами.

Ольга тоже сбегала в клуб — на торжественную часть и на концерт. За дочкой согласилась приглядеть соседка. Ольга вернулась домой, а Никита остался.

У Ирины был очень напряжённый и эмоциональный день. Волновалась, как всё пройдёт. Гармонисты сменяли друг друга, так что перерывов в танцах не было. Кадриль, падеспань, краковяк, полька-тройка, все знали эти танцы и любили их. Конечно, хотелось бы и вальс, и танго. Но они не были рекомендованы, так как телесное сближение на людях не приветствовалось.

Но вот все разошлись, кто пошёл сразу домой, кто ещё погулять — группами и парами. Парни провожали девушек до дома. И ночь выдалась, как по заказу, — лунная, светлая.

Клуб опустел, только Никита сидел в углу. Ирина закрыла изнутри двери и подошла к нему. Он привлёк её к себе и посадил на колени, она подчинилась. Долгожданный поцелуй заставил их забыть обо всём на свете… Никита пришёл домой под утро.

В эту же ночь разыгралась трагедия.

Венька Шишков ещё днём, когда в клубе была торжественная часть, отправился на Красное к вольнонаёмным. Здесь тоже не все пошли в клуб. Некоторые праздновали с самогоном, привезённым из дома. К ним-то и присоседился Венька.

Выпившие мужики задиристые, и Венька не промах, слово за слово — заспорили, подрались, Веньку избили и выгнали. Злой, пьяный, он пришёл в посёлок, зашёл в барак, в свою комнату, озарённую луной.

— Ну что, скоты, сейчас всех порежу, — схватился он за кухонный нож.

От неожиданности все замерли. Дети на верхних полках заплакали. Это ещё больше раззадорило Веньку:

— А ну цыц, шантрапа, сказал убью, значит, убью, — и полез наверх.

Александра схватила его за штанину и сдёрнула вниз:

— Угомонись. Выпил, так ложись.

— Ах ты, сука. Против меня?

На шум заскочили Дарья и Меланья. Венька замахнулся ножом на Саню, но Дарья оттолкнула её, а сама отскочить не успела — нож вонзился ей в грудь. Все охнули. Дарья медленно осела на пол.

— Э-э, ты что? Я же пошутил, — Венька, пошатываясь, хлопал испуганными глазами.

Меланья побежала за доктором. Николай Фролович пришёл сразу, но было поздно. Нож вошёл прямо в сердце.

— Коменданта зовите, — приказал Гололобов.

Иван Шипов, из этой же комнаты, побежал в контору, так как клуб уже был закрыт.

Виталий Иванович прихватил верёвку. Связали Веньку по рукам и ногам и кинули в угол склада, рядом с конторой, свободного помещения не было. А с утра пораньше комендант расспросил о случившемся жильцов, составил протокол и с Иваном Тимофеевичем на телеге повёз Веньку в Ёлдино, там уже была связь с Турьёй. Сдали его милиции вместе с протоколом допроса.

Хоронили Дарью всем посёлком.

— Эх, какую бабу угробил! — сокрушался Пётр, — золотое сердце было.

— Да, многим она помогла, — вздыхали женщины.

На работу вышли только после похорон, но начальник лесопункта не ругался, хоть и совсем не знал Дарью.

Жители посёлка почувствовали, что они враз осиротели. Пока Дарья была рядом, все знали, что в случае чего в любое время дня и ночи есть к кому обратиться за помощью. Не всегда у неё получалось помочь, не всё было в её силах, но люди ей верили, любили её. Успокаивало одно её присутствие. А теперь этой надежды не стало. Тихая, скромная, нужная всем женщина в одночасье ушла из их жизни.

Конечно, доктор в Мещуре был, и его тоже уважали, но такого доверия, как Дарья, он ещё не заслужил, к нему мало кто обращался. Посёлок погрузился в скорбь. По вечерам молодёжь так же собиралась в клубе, но ни песен, ни веселья, ни смеха не было. Проводили беседы, вели разговоры, обсуждения, составляли планы и молча расходились.