Татьяна Ануфриенко - Так начиналась Мещура 

Женщина уважала Гололобова, держала дом как хорошая хозяйка, но где-то там, в глубине души, любила Семёна и ничего не могла с этим поделать. Меланья понимала, что у них никогда и ничего с парнем не будет, но душа ныла. Семён был с Еленой Погореловой. Меланья знала, что от весёлых, пусть и не очень красивых девушек парни не уходят, и смирилась.

Как-то заглянул в столовую комендант:

— Меланья, пришло постановление — кормить школьников бесплатно. Готовься.

— Хорошо. А чем кормить?

— Будут привозить молоко. Хлеба нет — придётся печь лепёшки. Будешь делить их на несколько равных частей. Не мне хозяйку учить. Муку подбросим.

— Ученики здесь будут питаться?

— Да, группами. Тут недалеко, прибегут.

Завтрак нехитрый — полкружки кипячёного молока и кусочек лепёшки, но, если учесть, что дома люди сидели впроголодь, это была очень большая подмога.

— Эх, жалко, что я не хожу в школу, — жалели дети, которые ещё или уже не подходили для учёбы по возрасту. А ученики не пропускали ни одного дня: учиться интересно, и кормят бесплатно.

Николай Фролович постоянно находился в фельдшерском пункте. Не стало Дарьи, и люди потянулись к нему. Народу много, работы хватало. Чем мог, Гололобов помогал людям, но перед массовым голодом и истощением он был бессилен.

— Виталий, — как-то по осени обратилась к коменданту Ульяна, — все из землянок перешли в посёлок, а мы что же, тут одни за ручьём останемся?

— Не беспокойся, Ульяна, я уже всё продумал и предпринял. Завтра же переходим в квартиру.

— А контора? А склад?

— Для конторы я оставил угловую комнату в новом бараке. Туда и перевезём все бумаги, документы. А из склада оставшиеся продукты и товар отвезём в магазин к Светлане.

— Я что, без работы останусь?

— Что ты, просто вы будете работать с ней по очереди. Я же сказал, что всё продумал.

— Хорошо, — прижалась она к коменданту. Чуть погодя, спросила. — А этот дом будет стоять пустым?

— Почему же? Я поговорю с жильцами барака. Думаю, найдутся желающие перейти сюда. Всё свободнее, чем в бараке. И ничего, что от всех далеко.

— Правильно, комендант должен жить ближе к народу, — опять прижалась к нему Ульяна.

К зиме урезали паёк лесорубам, почти вдвое, перестали привозить аванс за уже отработанные дни, а с декабря и вовсе сократили почти всех лесорубов из спецпереселенцев, оставив только одну бригаду. Власти почти перестали поддерживать оказавшихся здесь не по своей воле людей.

Из документов: «В декабре 1932 года начался массовый выход спецпереселенцев из лесозаготовок из-за отсутствия продовольствия и невыплат денежных авансов, люди уходят. Наблюдаются побеги целыми партиями. В спецпосёлках население голодает, часть их бродят по деревням».

Начинался 1933 год. Страшный год. Многие не выдержат испытания голодом… Из-за известных событий в стране, а также голода, болезней, бегства спецпереселенцев численность населения Мещуры сократилась наполовину…

Так начиналась Мещура…

Из докладной записки начальника Коми облотдела ОГПУ от 10.12.1930 года:

«…Семьи спецпереселенцев сразу же по прибытии водворены в шалаши. Леспромхозы, лесоучастки, а также районные партийные, советские органы в вопросе расселения спецпереселенцев и строительства посёлков рассчитывали на самотёк и на ОГПУ. Все циркуляры, постановления об организации жизни и работы спецпереселенцев-кулаков выходили только с 1931 года. До этого всё происходило хаотично».

Первый населённый пункт на Ёлве появился ориентировочно в конце XIX века. Это была деревня, точнее, выселок Пегыш. Появление новых населённых пунктов на Ёлве было связано с индустриализацией и коллективизацией в 1930-е годы. На этой территории была организована заготовка леса и транспортировка его до перерабатывающих предприятий. Из-за недостаточного количества рабочей силы, привлекаемой для этой цели из вымских и верхнемезенских деревень, было решено использовать выселяемых из центральных районов страны части крестьян, отнесённых к категории эксплуататорских элементов деревни, кулакам. Для них на местах их будущей работы было решено создавать специальные посёлки с особым режимом проживания во главе с назначаемыми органами ОГПУ-НКВД комендантами. Первым таким населённым пунктом, основанным в 1930 году в 42 километрах от устья Ёлвы, стал посёлок Мещура.

К лету 1930 года на территории Мещурского участка для приёма и размещения спецпереселенцев имелся лишь один барак, принадлежавший тресту «Комилес» (в местечке Красное). К концу лета было закончено строительство конторы и бани, отапливаемой по-чёрному.

Проводник первой партии спецпереселенцев на Мещуру житель деревни Кони Николай Иванович Куштысев с женой

Из 300 семейств, назначенных к отправке на Мещуру, первый этап в количестве 194 семей двинулся из села Турья 17 июля 1930 года. Кроме того, 80 человек везли на лодках груз, состоявший из продовольствия и строительных инструментов. Предстояло по берегу реки пешком преодолеть около ста километров. В основном это были уроженцы различных волостей бывшей Самарской губернии.

Как сообщалось в сводках областного отдела ОГПУ, в Турьинском участковом леспромхозе переселенцы, отправляемые на место строительства, материально были обеспечены плохо. У большинства не было обуви, одежда растрёпана. В дороге часть переселенцев сбежала. Всего из отправленных 400 прибыли к месту назначения 22 июля 150 человек, которые и были размещены в шалашах для временного проживания. Они же приступили к рубке леса и очистке мест под усадьбы. Всего на начало августа в Мещуру был пригнан 401 спецпереселенец. К зиме 1930–1931 года не имелось постоянного жилья.

К работе в Мещурском лесопункте спецпереселенцы приступили летом 1930 года. Силами переселенцев началась отсыпка полотна дороги и рытьё колодцев для поливки водой и намораживания льда по трассе с целью ввода её в действие в осенне-зимний лесозаготовительный сезон 1930–1931 годов. Первым комендантом в Мещуру в июле 1930 года был назначен сельский инспектор милиции из села Турья Конин (Коканин?), беспартийный, с начальным образованием. Ему давалась следующая оценка: «…по характеру боевой, но ввиду горячего характера от него можно ожидать перегибов».

Комендатуры определяли выбор места и характер работ спецпереселенцев, давали разрешение на использование их на разных работах. Жители посёлка не имели права отлучаться без разрешения комендатуры. Не выдавалось никаких удостоверений и видов на жительство.

Вторая волна спецпереселенцев пришлась на 1931 год. К этому времени в Мещуре скопилось до 307 семей общей численностью в 1405 человек, вскоре часть из них была перенаправлена в другие посёлки района, часть бежала, часть умерла от голода и болезней. На 1 мая 1932 года в посёлке оставалось 826 человек.